и теперь он граф, камергер, генерал-лейтенант, адъютант Ее величества и рыцарь ордена святого Александра. Он живет при дворе, где оплачиваются все его расходы. Три [вот так] его брата пользуются его удачей и находятся под особой защитой Ее величества»{319}.
Тем временем Екатерина продолжала совершенствовать аппарат управления. Она обращалась с придворными и чиновниками примерно так же, как со своими сторонниками до переворота — очень мало кому из них позволялось видеть всю картину; каждый воображал, что пользуется более полным доверием императрицы, чем было на самом деле.
Какое-то время Россия жила в мире. Новая императрица немедленно отменила и намечающуюся войну с Данией, и союз, который Петр заключил с Пруссией, уверив при этом пруссаков, что она не имеет намерений воевать с ними. Ее мирная политика проводилась с целью снять напряжение внутри страны и ослабить финансовую нагрузку, налагаемую вооруженным конфликтом.
В качестве первого шага для смягчения осложненных отношений между церковью и государством Екатерина отменила Экономическую коллегию (государственный институт, ответственный за управление церковной собственностью) и назначила комиссию (что всегда полезно, дабы выиграть время) для проверки трудного вопроса секуляризации церковной и монастырской собственности. Затем, 27 ноября, она восстановила Коллегию под другим именем — как часть общей реформы, чтобы определить бюджеты и штаты всех духовных институтов. Многие духовные лица ворчали по поводу того, что сочли еще одним шагом к секуляризации — но не проявили активного протеста.
В декабре Екатерина издала секретные приказы, согласно которым пытки стали применять очень редко, чтобы не страдали невиновные, и в том же месяце она отправила генерал-квартирмейстера князя Александра Вяземского в Казань с манифестом, призывающим к повиновению бунтующих крестьян, приписанных к фабричным работам на Урале. Вяземскому были также даны полномочия разобраться в жалобах бунтовщиков — но только после того, как добьется от них покорности.
В этот период Никита Панин работал — как он считал, с одобрения императрицы — над планом создания совета министров для работы с Екатериной. Согласно этому плану она сохраняла власть назначать членов совета, но не могла увольнять их, и все ее декреты должны были подписываться ими. Екатерина спокойно позволила разрабатывать план дальше. Орловы намекали ей, что настоящая цель Панина — ввести конституцию аристократов, которая ограничит ее власть и вымостит путь для возведения на престол Павла. Но она явно полагала, что план, которым попытаются ограничить ее власть, при вмешательстве или без вмешательства Орловых, совершенно неприемлем. Как было уже перед ее возведением на трон, она позволяла Панину разрабатывать собственные теории, покуда сама осуществляла организационные ходы на шахматной доске своей империи.
Со временем Панин понял, что она осторожно, но твердо контролирует его, предпочитая такой метод другим. По мнению графа Бэкингема, высказанному в одном из донесений, можно заключить, что канцлер Воронцов и вице-канцлер Голицын с тоской вспоминают старые добрые дни, когда государь ни во что не вмешивался: «Канцлер и вице-канцлер говорили о том, что Ее императорское величество вникает во столько дел, что это может оказаться пагубным для ее здоровья; что она имеет и составляет собственное мнение о каждой вещи»{320}.
При русском дворе существовал по крайней мере один укоренившийся обычай, который невозможно было изменить быстро, что делает ясным донесение графа Бэкингема:
«Если торговый договор заключат на условиях, удобных для Его величества [то есть короля Георга III], я бы счел разумным, чтобы были сделаны подарки [Орловым], Бестужеву, Панину и вице-канцлеру… Должен добавить, что, возможно, расходы [именно так] подобного рода не абсолютно необходимы, но подарки тут используются очень широко»{321}.
В том же месяце граф посетил «прием» при дворе, о котором доложил с энтузиазмом (уверенный, что его донесение будет перехвачено, а льстивая похвала — передана императрице):
«Перед императрицей во дворце, в самом замечательном зале, подходящем для этого случая, ставили русскую трагедию с актами, сценами и соответствующими декорациями. Предметом драмы была русская история, и насколько сложилось мое мнение после чтения неграмотного перевода на французский, чувства и диалоги составили бы честь любому автору в моей стране. Графиня Брюс играла главную роль — воодушевленно, легко, достойно, что редко встречается даже среди тех, кто вырос на сцене. Двух других герое в мило воплотили граф Орлов и сын последнего маршала Шувалова [это был Андрей Шувалов]. Фигура графа Орлова весьма впечатляет и немного напоминает графа Эррола. После пьесы состоялась танцевальная постановка в исполнении фрейлин и несколько первых знатных дам. Уверен, что не видел стольких красивых женщин никогда, ни на одной сцене, и должен добавить, что немногие страны могут дать стольких. Графиня Строганова, дочь великого канцлера, графиня Нарышкина, юная дама, сестра полковника Сиверса, который был в Англии, и дочь великого маршала выделялись в особенности. Оркестр состоял из мужчин. Элегантность и великолепие всего окружения были таковы, что хоть описание и может показаться тяжеловесным, ему просто приходится отдать должное»{322}.
Добрый граф не мог удержаться и не высказать удивления, что такое представление могло быть столь хорошо сыграно в стране, которая считалась в остальной «цивилизованной» Европе «задворками»:
«Если вспомнить, как мало лет прошло с тех пор, когда изящные искусства впервые появились в этой стране, и насколько значительную часть этого времени они почти не культивировались, кажется просто невероятным, что спектакль такого уровня мог быть задуман и поставлен за несколько недель»{323}.
Последний император Петр III нашел бы в этом мало необычного и действительно был бы доволен. В своем докладе о том же событии герцогу де Праслину барон де Бретейль обращает особое внимание на глубокую увлеченность Екатерины (как он видел) своим фаворитом:
«Страсть императрицы к графу Орлову, кажется, возрастает, и все предполагают, что он получит очень значительную власть над нею. Несколько дней тому назад, монсеньор, при дворе ставилась русская трагедия, в которой этот фаворит очень неуклюже играл главную роль. Эта княгиня [то есть императрица] была, тем не менее, настолько околдована чарами актера, что окликала
