Нотея?
Юля скривилась.
– Лучше уж Олег Фильяргович.
– Огонек, – закатил глаза Четвертый, – ты желаешь своим детям сложной судьбы?
Юля напряглась – ох уж эти намеки на третирование метисов…
– Тогда сделаем двойные имена. Ивар-Дмитрий или, например, Рильярд-Олег. У нас есть отличные богатырские имена: Алеша, Добрыня, Илья. Если уж так переживаешь, можно подстраховаться. На Земле говорят: как вы лодку назовете, так она и поплывет.
Хотела пошутить, а муж воспринял всерьез.
– Значит, будет Лейв-Илья, – заявил решительно.
Девочку назвали Нотея-Ольга. И как-то так повелось, что земные имена прижились быстро, а Лейвом малыша называла исключительно Четвертая мать.
– Что застыл, как вор у двери? – на плечо легла тепла ладошка. Аль вздрогнул, но узнал голос, расслабился – бабушка.
– Что застыл, как вор у двери? – на плечо легла тепла ладошка. Аль вздрогнул, но узнал голос, расслабился – бабушка.
Татьяна Федоровна вместе с мужем и сыном прибыла пару дней назад – полюбоваться на внуков. Аль был счастлив – его зацеловали, задарили, затискали. Хотя он до сих пор не понимал, почему эта женщина называла его милым внучком, требовала в ответ звать бабушкой, не стеснялась обнять, поцеловать, сунуть в руку конфету, а на замечания новых родственником: огонь любит сильных, спокойно отвечала: «Ему никто не мешает быть сильным с огнем, а милым – со мной».
Не мог понять, но принимал эту нежданную любовь всем сердцем. И был невероятно рад, что у него есть такая семья. Пусть странная, без магии, а все, что болтают при дворе – полная ерунда.
– Так-так, – многозначительно произнесла бабушка, заглядывая в приоткрытую дверь, – сватьюшка нас осчастливила. А ну-ка, зайчонок, постой тут, пока мы пообщаемся. И не бойся – не съест. Разве что сожжет, – добавила задумчиво, но тут же решительно переступила порог комнаты.
Аль знал – подслушивать нехорошо и какое-то время боролся с собой, но потом беспокойство – а ну как и правда сожжет – победило, и он, нарушая указания бабушки, скользнул в комнату – для подстраховки. Нехорошо оставлять бабушку наедине с, хм, другой бабушкой.
– А вы, я смотрю, выбрали свою любовь.
Татьяна Федоровна ловко меняла памперс внучке, Четвертая мать продолжала держать на руках малыша, практически вцепившись в него, из-за чего тот начал кривить лицо и хныкать.
– Вы не знаете наших обычаев, – парировала леди Тайла, активировав мыслевик. Аль уже неплохо понимал по-русски и без переводчика, – для Столпа важен лишь первенец, тот, кто сможет стать родоначальником новой ветви.
– Ничего не имею против вашей системы наследования власти, – пожала плечами Татьяна Федоровна, улыбнулась малышке, подняла на руки, расцеловала в пухлые щечки, спросила: – Да, моя милая? Ты тоже не против того, чтобы твой братец стал сильным? И не бойся, у мамы хватит в сердце места для всех. Она, знаешь, какая? Брата фактически сама воспитала.
Аль бросил украдкой взгляд на Четвертую. Та улыбалась мертвой улыбкой, в глазах стыло пламя. Поежился. Подумал – позвать ассару, мало ли что, но тут леди Тайла произнесла:
– Ваша дочь действительно сильна, но знаете ли вы, какому риску она подвергла себя, родив двоих?
Бабушка непонимающе нахмурилась.
– Знаю, у вас рожают и пятерых, но у нас магия не терпит расточительства, так как мать делится силой с ребенком. Один – уже риск, двое – двойной.
Татьяна Федоровна побледнела, но позиции сдавать не спешила:
– Если моя дочь приняла решение оставить обоих детей, значит, она нашла способ уменьшить риск. Но то, что вы делаете сейчас, – она кивнула на малыша на руках леди Тайлы, – не поможет вам сблизиться с моей дочерью. Поверьте, я знаю ее лучше вас. Если она решит, что вы угроза отношений брата с сестрой, вас больше не допустят до внука. Потому, если хотите остаться рядом, научитесь принимать обоих, – и она протянула онемевшей от удивления Четвертой девочку. Помогла устроить ее на руках, забрала мальчика, и когда в комнату ворвалась Юля, ворча о тупости придворных традиций, ей предстала умилительная картина. Татьяна Федоровна ворковала с внуком, а леди Тайла с трудно читаемым выражением на лице держала на руках внучку.
Глава 19
Юля встала из-за стола, потянулась – от долгого сидения затекла спина. Но дела требовали внимания. Собственная учеба. Документы из академии, касательно дел женского факультета. Одни лишь списки желающих поступать в этом году вызывали содрогание – куда девать столько? Ректор в истерике требовал запретить всех и вся, но Юля мудро посоветовала усложнить отборочный экзамен, а тем, кто не поступит, предложить варианты попроще. Корона взяла паузу на обдумывание. Третий ходил с красными от недосыпа глазами – продвижение женского образования в массы курировалось им с самого начала, вот и данный вопрос его величество поручил третьему сыну.
Юля не понимала, откуда столь сильный разворот – на сто восемьдесят – в птичнике, но высшее женское образование внезапно стало востребованным. Сильно. Настолько, что Юля боялась лишний раз в коридор выйти, потому как:
– Леди ассара, разрешите представить – моя дочь. Госпожа Фаресса. Получила прекрасное домашнее образование, – и, понизив голос до интимного, до Юли доводилось, что стабилизатор установлен, проблем с магией нет, а есть огромное желание учиться. И как декан факультета, еще и родственница – кто бы сомневался, они тут все родственники – Юля обязана поспособствовать принятию сего цветочка в академию.
Весь разговор проходил под хлопанье ресниц кандидатки, обязательно незамужней, с умильным румянцем на щеках. Юля чувствовала себя то ли богатым женихом, то ли популярным режиссером, которому подсовывают актрису на роль, то ли супер-сватьей, которая смогла даже бабу ягу выдать замуж.
Юля нагло сваливала все на злобного ректора – лично отбирает, на не менее злобную приемную комиссию и неподкупную корону, которая за всеми пристально следит. (А что вы хотели – целых три высочества в академии!) Четвертый так и не бросил наставничество, Пятому еще осталось пару лет учебы, ну а Шестой лишь начал грызть гранит науки.
Ее просили. Умоляли. Намекали на какие-то блага, обещали поддержку – хотя кто может быть круче короны, а некоторые отцы так и вовсе предпочитали разговор с позиции силы. Таких, правда, было немного, и после беседы они Юле больше не попадались – безмолвные отрабатывали свой хлеб.
Нет, были и те, кто дочерей запирал
