Не знаю, как Патрик и Ли смогли «скопировать» мои мысли. И это меня это незнание отвлекает больше всего. Переживаю, что Сайтама тоже узнает больше, чем нужно…
— Ага… Вижу страх, — довольно кивает он. — Не так уж вы и хороши, сэр. Но что же вы боитесь? Покажите мне. Ого, а это что такое…
Тревога усиливается. Становится тяжелее сдерживать мысли. Если еще Сайтам узнает мою тайну, то все может пойти наперекосяк.
— Достаточно, — улыбается Сайтама и вытаскивает из меня ментальные щупальца. — Весьма неплохо, сэр. Но мне достаточно сказать «ого, что это такое», как ваша защита слабеет. А ведь я просто вас обманул — ничего «такого» я не обнаружил. Просто хотел вызвать переживания.
Согласно киваю. Тревоги, переживания, страхи и прочая шелуха открывают мысли для чужого вмешательства. Вот только говорить этому Сайтаме, что я стараюсь в полсилы, не стоит. В прошлый раз, когда я выдал всё, что мог — спалил свое происхождение Ли и Патрику. Теперь всё будет аккуратнее и где-то я даже… поддамся.
Тренировки проходят до полуночи. Не знаю как, но Сайтама вообще не мерзнет. Зима, снег, а он в футболке и как бы похер. Мелькает мысль, а не Альв ли он случаем. Ну мало ли, затесался еще один. Меня уже ничем не удивить.
— Уже лучше, — смотрит на мои посиневшие руки Сайтама. — За пару часов вы поняли вещи, которые я втолковывал сэру Патрику полгода. Такими темпами мы и правда уложимся за пару недель. Вот только, знаете, что?..
— Конечно, не знаю, — дышу на руки, пытаясь их отогреть.
— Вы аномально быстро развиваетесь. И с каждой минутой мне кажется, что вы… очень странный. Вот если обычный мозг — это чаша, то ваш, как минимум, глубокий колодец. В который хочется прыгнуть с головой. Я говорю об этом, потому что уважаю ваше желание скрыть от меня свои секреты. Но я с трудом перебарываю желание заглянуть и узнать, что же там… на дне этого колодца.
Понятно. Похоже, я начинаю понимать почему палюсь. Используя техники альвов, я не только защищаюсь, но и раскрываюсь. Это как в захолустной деревеньке вокруг хлева с козами воздвигнуть пятиметровый забор с колючей проволокой. Разумеется, каждый крестьянин захочет узнать, что за козы там пасутся.
* * *
По возвращению в свою комнату, я ожидал, чего угодно, но не заставленной едой стол и Аннету в строгом платье, но стянутыми для эротичности плечиками. Вместо света — свечи и благовония.
В тусклом свете я замечаю легкий румянец на супруге.
— Решила отблагодарить мужа за спасение, — говорит она.
Сажусь, рассматриваю еду. Названия половины еды я не знаю. Особенно впечатляет креветка размером с небольшую собаку. А это еще что?
— Тут… — указывает пальчиком на разномастные яства. — Ризотто, лазанья, антипасто, тальятелле с соусом болоньезе…
Смотрю на спагетти с сыром и кетчупом:
— Это макароны.
— Тальятелле! Паста с томатным соусом, базиликом, оливковы…
— Макароны с кетчупом, — улыбаюсь во все лицо.
По Аннете заметно, что я до глубины души оскорбил ее итальянскую натуру. Примирительно хмыкаю:
— Хорошо, тальятеллы, так тальятеллы. Сама делала?
— Некультурно задавать девушке такие вопросы, — надувает щеки Аннета.
Кладу ладонь на руку девушки на столе. Она вздрагивает, смотрит на меня, краснеет еще сильнее. Спрашиваю:
— Что-то случилось?
— Я пробуждаюсь. И сейчас это очень невовремя.
Недолгая пауза. Насколько я помню, в завещании отца Аннеты указано, что она получает всё после совершеннолетия и пробуждения.
— Чем это грозит?
— Сестрой. Мать у меня вспыльчивая, но больше болтушка. Сестра же может сделать, что угодно. Она потеряет все, когда я пробужусь. И она это знает. Ей двадцать два года, она в жизни ничего тяжелее букета цветов от своих парней не поднимала.
— А что тебе мешает разделить наследство с ней?
— Ни за что! — резче, чем следовало бы, отрывает руку Аннета. — Отец этого бы не хотел! Они его ненавидели, выживали со света! Он поэтому так поступил! Мне плевать, что с ними будет!
— Тихо, не кричи. Значит ты хочешь, чтобы я тебя защитил от них?
— Почти. Ну… наверное, да.
Недолгая пауза. Наматываю на вилку «макароны с кетчупом», терпеливо пережевываю, спрашиваю:
— Ты же помнишь нашу договоренность?
Может, мне и кажется, но Аннета говорит с толикой сожаления:
— Фиктивный брак, ага.
— Я тебе защищаю, но пользуюсь всеми твоими привилегиями аристократского титула. А таже твоим имуществом. Я не прошу тебя переписывать все на меня, но если я скажу что-то продать, сдать, арендовать, потратиться и так далее, то ты это сделаешь… Отказываешься — мы расходимся.
— Но…
— Тебе всего восемнадцать лет, и ты останешься одна с огромными средствами. Как думаешь, скоро на всё это богатство набегут волки из леса?
— Киба, ты… сволочь. Правда.
Вздыхаю. Вот этого я и боялся. Сопли, чувства, свербящее детство в одном месте.
— Аннета, я уже ни раз доказывал, что тебя не кину. И не планирую. Но мы договаривались. А договора надо соблюдать. Либо мы их расторгнем.
Беру огромную креветку за хвост, поднимаю, с недоуменным взглядом рассматриваю со всех сторон страшное чучело.
Отлично. Я давно заметил, что Аннета не спешит пробуждаться из-за страха вступить в наследство. Но мне ничего не стоило иногда отпаивать ее зельем, увеличивающим шанс пробуждения. Предложить воды, пригласить на обед или ужин. Целый месяц она жила в моем доме и заказывала еду, в которой всегда была хорошая доза исталсского варева.
Может, я и правда сволочь?
Да ну, бред какой-то. Откидываю обратно в тарелку тварь под названием «лобстер». Я любящий муж, втихую помогающий свой жене и решающий её проблемы. Ну и свои по пути.
Какое-то время едим в тишине. Аннета первая ее прерывает:
— Мне тут звонил какой-то Сёва. Пока ты занимался.
— Кто? — не сразу соображаю я.
— Сказал, что он твой старый друг. Узнал у кого-то мой номер. А тебе дозвониться не может.
А, этот. Несчастное и трусливое существо. Я давно списал его со счетов после того, как он кинул меня в первые же дни проблем в школе. Но может зря? Спрашиваю без особого интереса:
— И что он хотел?
— Поговорить с тобой. Я не очень поняла, что он бормотал. Говорил, как псих какой-то. Что-то про судьбу… Что от нее не сбежать. Что он многое понял, пока был в одном страшном и темном месте. Просил перезвонить.
С катушек съехал что ли? Еще одного психа мне не хватает для полноты картины. Пожалуй, воздержусь. Может, в школе встретимся и поговорим. А то, что я туда вернусь — это без сомнений.
