считает, что только Карину одобрит дед.
Вывалив информацию, я замерла.
Роман тихо рассмеялся.
– Мне даже жаль Антона. Вдвойне придурок. Дед одобрит любимую и любящую девушку. Кстати, ты понравилась моим, они расстроились, когда ты уехала, а Антон беззаботно остался.
– Зато ты уехал со мной… Спасибо, что был рядом в трудную минуту!
– Даша… – прошептал Роман одно только имя.
Вместо дальнейших слов он поцеловал меня в нос и отпустил со своих колен.
– Так, у меня еще важная встреча, пойду работать.
Его уход был похож на бегство. Неужели настолько проняло?
Впрочем, меня точно проняло. Понадобилось около часа, чтобы я настроилась на работу. Зато потом я рисовала, как будто сотня муз стояла у меня за спиной. Или это любовь окрыляет?
Оторваться от монитора я смогла лишь за полчаса до окончания рабочего дня и то благодаря звонку отца.
– Да, пап, я не передумала, – сообщила устало в трубку. – Не смогу приехать в ресторан.
Какое празднование, когда у меня глаза сейчас вывалятся? Я настолько засиделась, что ни разу не прерывалась для отдыха. Увлеклась.
– Шалая Дарья? – вопрос, заданный приятным, но незнакомым голосом, испугал.
Мороз волной прошел по спине, когда осознала, что вместо отца я говорю с неизвестным.
– Да, это я.
– Ваш отец, Шалый Константин попал в автомобильную аварию, сейчас находится в реанимации. Девушка, которая была рядом с ним…
Я уже не слышала, где Эрика. Голова шла кругом, перед глазами плыло.
Мой папа разбился… он в реанимации!
– Вы меня слышите, Дарья?
– Да, – хрипло прокаркала я. – В какой он больнице?
Мужчина назвал.
У меня руки дрожали, когда я записывала в блокнот. Сломав грифель карандаша, долго искала ручку.
Мужчина говорил, что не смог связаться с родными девушки – попадал только на ее друзей, которые слишком заняты, чтобы приехать в больницу. Поэтому не могла бы я связаться с родными пострадавшей?
Совесть кольнула меня острой иглой. Папа как-то упомянул, что его талантливая аспирантка из детдома, всего в жизни добивается сама.
– Я родственница и Эрики тоже.
– Отлично, тогда вам нужно будет заглянуть в родильное отделение.
– Она уже родила? С ребенком все в порядке?
– Как сказать, – врач замялся. – Пока в порядке, а там видно будет. Все же мать перенесла сильнейший стресс, пострадала.
– Сильно? – Меня мучил страх из-за отца, но приходилось думать и о его любовнице, матери моего братика, который точно ни в чем не виноват.
– Пока сложно сказать, – уклонился от ответа врач и попрощался.
Несколько минут я просто смотрела на чистый лист бумаги из блокнота. Здесь должен быть список моих действий, перечисление вещей, которые пригодятся Эрике и малышу.
Что необходимо отцу в реанимации, мне скажут врачи. Естественно, нужны деньги, а я привычно на мели. Хоть бери и звони Феликсу, чтобы отдал деньги, раз осознал свою подлость! Нет, связываться с ним – последнее дело…
Можно попросить у мамы, не говоря, для чего они мне понадобились. Если позвоню, сразу выдам себя – она считывает мои эмоции с первой секунды разговора.
И я написала эсэмэску: «Мама, вышли, пожалуйста, тысяч десять. Верну».
Естественно, мама сразу перезвонила и, как заправский дознаватель, выудила у меня все. Она резко попрощалась, я даже не успела спросить, одолжит ли она денег или нет.
Теперь она еще нервничать будет… Вот же я дура!
Как вариант, я могу воспользоваться карточкой отца, главное, чтобы в больнице мне отдали его вещи. Код я знала – он ставил дни рождения членов семьи.
Меня трясло все сильнее, мысли путались.
Вопрос с деньгами не решен…
Перехожу к следующему пункту: вещи, необходимые ребенку. Вроде бы приносят памперсы и распашонки, смеси и пустышки. Но какие лучше? Ладно, спрошу на месте…
Глядя на листочек с адресом больницы, вспомнила, что именно здесь много лет проработала Римма Владимировна.
Я позвонила ей, особо ни на что не надеясь. Разговор был коротким: моя замечательная соседка сказала, что скоро будет в больнице.
Теперь бы добраться туда самой.
Такси вызвать я не успела – за мной зашел Роман.
– Даша, я освободился, могу отвезти домой, или же сходим в кино, как вчера планировали. Даша?.. Что случилось?
Когда Роман все узнал, он на миг стиснул зубы. Глаза потемнели, на скулах заиграли желваки.
– Даша, для тебя я никто? Почему ты мне сразу не позвонила, как только поговорила с врачом?
Я смотрела на него, не понимая, что ему нужно.
– Все ясно с тобой, – вздохнул Роман. – Потом поговорим, а сейчас поехали.
Сквозь смятение проскользнула мысль, что я в очередной раз втянула его в свои проблемы. Какая-то я чересчур проблемная девушка…
За работой, а затем за переживаниями я не обратила внимания, что началась гроза. Косые плети дождя раздраженно хлестали серый город. Погода под стать моему тревожному настроению.
Роман пытался со мной разговаривать, переключить внимание на что-то другое. Получалось плохо.
Как там отец? Что сейчас чувствует мама? Думает, карма настигла предателя? Или плачет сейчас на плече у своей сестры? А Эрика как? Как мой брат? Он ведь такой маленький! И уже угодил в аварию.
Когда приехали в больницу, с врачами общался Роман. Вопрос лекарств тоже взял на себя он, о чем-то договаривался с дежурным врачом. Вообще с появлением Ларионова медперсонал засуетился, забегал. Сомневаюсь, что в одиночку произвела бы подобный эффект.
Я сидела возле отделения реанимации и глазела на бледно-зеленую стену. Меня к отцу не пустили, сказали, что нельзя.
Обрывки разговоров Романа и врачей позволили собрать информационный пазл: во время аварии отец повредил позвоночник. Высок процент, что он никогда не будет ходить.
Мой отец никогда не будет ходить! Здоровый, сильный мужчина стал инвалидом…
Эрика же отделалась гематомой на лице и преждевременными родами. Впрочем, пробегающий мимо неонатолог заявил, что с ребенком все хорошо, он доношен, просто почувствовал стресс матери и все еще не может успокоиться.
Во рту пересохло. Я подошла к автомату кофе. Не помешало бы чуть взбодриться, прогнать отупение.
Я выгребла всю мелочь из кармана рюкзака, сейчас такого неуместного к нарядному платью, и сделала заказ, выбрав горячий шоколад, который чуть мягче кофе, но одинаково бодрит.
Автомат долго гудел, затем выплюнул в картонный стаканчик бурую жидкость.
Я попробовала. Черный кофе без сахара… какой-то сбой, я точно заказывала шоколад.
Это стало последней каплей. Я расплакалась, как маленькая девочка. Очень обиженная судьбой девочка.
Почему, только потеряв, мы понимаем ценность и важность того, что у нас было? Почему я сердилась на отца, когда он захотел быть счастливым? Пусть себе женится на Эрике, воспитывает
