1
Бог снова расстроил семью Цюшена.
Утро выдалось прекрасное. Над полями у деревни Сичэнь плыл белый туман, похожий на лист рисовой бумаги, который только что стал чистым: с него упал безмятежный сельский пейзаж. Эту картину осветили лучи утреннего солнца, и первые в этом году капельки росы вступили в самый славный период своей короткой жизни… но Бог все испортил.
Бог встал спозаранку и пошел на кухню, чтобы нагреть себе молока. С тех пор как началась Эра поддержки, торговцы молоком процветали. Семья Цюшена купила корову, отдав за нее чуть больше десяти тысяч юаней, а затем по примеру соседей начала продавать молоко, предварительно разбавив его водой. Кроме того, неразбавленное молоко стало одним из главных пунктов в рационе семьи.
Когда молоко согрелось, Бог отнес миску с ним в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. Плиту он не выключил, и когда Юлянь, жена Цюшена, закончила чистить корову и свинарник и вернулась, во всем доме пахло газом. Закрыв нос полотенцем, Юлянь бросилась на кухню, перекрыла газ, открыла окно и включила вентилятор.
– Старый дурак! Из-за тебя вся семья могла погибнуть! – заорала Юлянь.
Семья перешла на сжиженный газ только после того, как начала содержать Бога. Отец Цюшена был против этого: он всегда говорил, что газ хуже угольных брикетов, и теперь получил еще один аргумент в споре.
Бог, как обычно, стоял, виновато опустив голову.
– Я… Я снял горшок, в котором нагревают молоко. Почему плита сама не выключилась?
– Думаешь, ты все еще на космическом корабле? – спросил Цюшен, спускаясь по лестнице. – Мы не такие, как ты, нам не прислуживают умные машины. Мы упорно работаем, используя тупые инструменты, и поэтому у нас есть деньги на рис!
– Мы тоже упорно работали – иначе и вас бы не было, – осторожно возразил Бог.
– Хватит! Хватит повторять «иначе и вас бы не было». Если ты такой могущественный, заставь других послушных детей тебя содержать! – крикнула Юлянь и швырнула полотенце на пол.
– Проехали, проехали, – сказал Цюшен, который всегда пытался примирить враждующие стороны. – Давайте завтракать.
Проснулся Бинбин и, зевая, спустился по лестнице.
– Мам, пап, Бог всю ночь кашлял. Я не мог заснуть, – сказал он.
– Тебе еще повезло, – ответила Юлянь. – Мы с папой спим через стенку от него, но мы-то не жалуемся, верно?
От этих слов в Боге словно сработал какой-то механизм, и он снова закашлялся. Он кашлял очень сосредоточенно, словно занимался любимым видом спорта.
Юлянь посмотрела на Бога и вздохнула:
– Всем моим предкам за восемь поколений везло куда больше, чем мне.
Все еще злясь, она пошла на кухню готовить завтрак.
За завтраком Бог молча сидел за столом вместе со всей семьей. Он съел миску каши с маринованными овощами и половину булочки «маньтоу». Юлянь постоянно бросала на него презрительные взгляды – может, еще злилась на него из-за газа, а может, сердилась, что он слишком много ест.
После завтрака Бог, как обычно, встал, чтобы убрать со стола и помыть посуду. Юлянь, которая уже вышла из кухни, обернулась и крикнула:
– Если миска не жирная, жидкость для мытья посуды не трать! Она денег стоит, а те жалкие гроши, которые выделяют на твое содержание… Ха!
Бог что-то промычал, давая понять, что ему все ясно.
Цюшен и Юлянь отправились в поля, Бинбин пошел в школу, и только теперь проснулся отец Цюшена. Он спустился, съел две миски каши и набил трубку табаком и после этого наконец вспомнил о существовании Бога.
– Эй, старикашка, бросай мыть посуду. Иди сюда, поиграем! – крикнул он.
Бог вышел из кухни, вытирая руки о фартук, и заискивающе кивнул отцу Цюшена. Играть в китайские шахматы со стариком было тяжелой задачей: и победа, и поражение приводили к неприятным последствиям. Если Бог выигрывал, отец Цюшена приходил в ярость: «Идиот долбаный! – орал он. – Решил покрасоваться? Твою мать! Ты же Бог! Такая победа для тебя вообще не достижение. Когда же ты научишься вежливости? Ты ведь уже столько прожил в нашем доме!» Но если Бог проигрывал, отец Цюшена все равно вскипал. «Старый кретин! Я же лучший шахматист в округе! Обыграть тебя – что блоху раздавить. Может, я должен тебе поддаться? Ты… такой игрой ты, мягко говоря, меня оскорбляешь!»
