Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Византийские же корабли притормозили и стали ожидать в стороне окончания схватки. Да какой схватки – избиения младенцев.
Ордер кильватерной эскадры пошел по касательной к надвигающемуся на него москитному флоту. Больших кораблей там не было. Лишь то, что годилось для пиратства в прибрежных водах. Потому как византийские дромоны все еще доминировали в регионе и с ними никто не хотел связываться. И слова Ярослава о том, что дромоны наместника не пригодны к морскому бою, задели византийца, что пошел за ним в поход на Дон. Но ровно до того момента, как он увидел, какой ужас начался среди врагов этого страшного человека.
То там, то здесь вспыхивали небольшие суденышки от попадающих в них небольших керамических снарядов пращей. Бесконечным роем сыпались зажигательные стрелы, которые в этот раз Ярослав решил снабжать еще и свистящими втулками. Дорого. Но эффект от психологического давления того стоил.
А те несчастные, что подходили слишком близко к кильватерному ордеру больших джонок, знакомились с сулицами. С БОЛЬШИМ количеством сулиц, которые обильно летели в них сверху, с высоких бортов.
Эскадра Ярослава шла по широкой дуге, заходя с юга и стараясь отрезать москитный флот от берега. Дерзко. И непонятно. Поначалу непонятно. Когда же весь южный фланг этой толпы суденышек заполыхал, а вода между ними наполнилась трупами и спасающимися вплавь, то было уже поздно что-то предпринимать. Момент был упущен. И остановить ордер не представлялось возможным.
Джонки заходили к берегу под довольно острым углом к ветру, а потому не очень быстро. Развернувшись же на северо-запад, они поймали ветер и стали разгоняться, став практически неуязвимыми для противника. Слишком быстрыми, чтобы нормально свалиться с ними в свалке. Слишком высокими, чтобы запрыгнуть на борт и сойтись в абордажном бою. И слишком тяжелыми, чтобы остановить эти неудержимые «корыта», кажущиеся на первый взгляд до крайности медлительными и неповоротливыми.
Сделав круг вокруг москитного флота, Ярослав развернул эскадру строем фронта и вновь повел ее на врага. Бегущего и явно паникующего врага. Он твердо помнил слова Суворова о том, что если враг разбит и отступает, то сможет позже вернуться в бой. Если же уничтожен – то нет. И он хотел нанести супостату как можно больше урона, дабы тот никогда в обозримом будущем даже и помыслить не мог атаковать корабли под черным скорпионом.
Он долго думал над геральдическим символом своего дома. Не государства, а дома, так как различал эти понятия. И остановился на символе NOD из игры Tiberian Sun. Черный хвост скорпиона с жалом на красном фоне. Простой. Скорее символичный, чем реалистичный. Но весьма узнаваемый.
Этот штандарт он поднимал над державным флагом, указывая принадлежность кораблей к своей личной флотилии. Пока не было иных. Но это – пока.
У Руси же символика была совсем другой. Это был двуглавый имперский орел из Warhammer золотого цвета на поле насыщенного темно-лазурного цвета. Ни короны. Ни скипетра с державой. Ничего. Просто схематичный золотой орел на фоне закатного небосвода. И этот флаг также нес каждый из кораблей его державы.
Почему же Ярослав не стал добивать венгров?
Потому что они ему были не враги. Загнанные в угол, отчаявшиеся, готовые умирать люди. Впрочем, сделанное им предложение не отличалось особенной гуманностью.
Несмотря на всю отсталость социального и экономического развития, степняки очень гордились тем, как они живут. И считали оседлую жизнь если не позорной, то чем-то близким к этому. Даже пешком идти в походе, а не верхом на коне, было для них уроном чести и тяжелым наказанием. Если, конечно, твой конь не пал в бою.
Альмош не дал ответа. Он просто ушел с остатком своего войска.
Но Ярослав не сомневался – передерутся. Да, Альмош попытается выторговать у печенегов хоть немного мира, ссылаясь на консула Нового Рима. Но далеко не все венгры пойдут под руку Ярослава. Многие попытаются прорваться в земли болгар или посчитают достойным гибель в бою. Включая самого Альмоша, который не подчинится. Наш герой был в этом совершенно уверен.
Будущего у них не было. Больше не было. Так зачем добивать тех, кто и так мертв?
В оригинальной истории к началу 860-х годов не было союза между Византией, Болгарией и Моравией. В оригинальной истории болгары и германцы терзали Моравию, зажатую между ними, как между молотом и наковальней. И поэтому, когда истерзанные и отчаявшиеся венгры в 890-е годы вторглись в ее пределы, им почти не сопротивлялись. Некому было это делать.
Здесь же события намного ускорились, и в совершенно ином политическом раскладе. Если бы венгры не пошли на генеральное сражение с Ярославом у Днепра, то имели бы силы еще лет двадцать-тридцать сопротивляться ослабевающим день ото дня печенегам. А теперь… теперь их дни были сочтены, как бы грустно это ни звучало.
Когда-то так в прошлое ушли скифы, сарматы, авары и многие иные племена, что не выдержали конкуренцию за место под солнцем. Теперь наступал их черед. Они были слишком гордыми, чтобы отказаться от своего образа жизни. И слишком слабыми, чтобы за него держаться.
Касоги же и прочие народы, перебежавшие на сторону халифата и выступившие против Ярослава, не находились в столь щекотливом положении. Поэтому русские джонки, развернувшись строем фронта, преследовали их и терзали, стараясь нанести как можно больший урон.
Наместник же Херсонеса смотрел на открывшуюся перед ним картину волком. Ему было страшно. Он, как и многие аристократы, нутром чувствовал ту опасность, что исходила от Ярослава. И, несмотря на то что эта победа была в интересах Византии и его лично, отнюдь ей не радовался. В этих дымах и огне, которыми покрылось море юго-восточнее Кеммерийской переправы, он чувствовал что-то демоническое… что-то потустороннее… Во всяком случае, именно эти образы рисовало ему его воображение.
– Язычник… – тихо произнес наместник, вслушиваясь в звуки ветра, что доносили, как ему казалось, отголоски криков с поля боя. Оно было очень далеко, и вряд ли бы можно было что-то услышать, но… ему так казалось.
Он тяжело вздохнул.
Перевел взгляд. И вздрогнул.
Многие воины на его корабле молились. Но они возносили слова благодарности за желанную победу отнюдь не Всевышнему. Нет. То тут, то там шелестом неслось: «Посейдон… Посейдон…»
– Спаси и сохрани, – нервно перекрестившись, произнес наместник. Но никто не обратил внимания. Губы этих людей шептали благодарственные слова Посейдону, а глаза горели странным огнем. Иногда, очень редко, наместник встречал такие же взгляды на церковной службе. Он немного побледнел и хотел было еще раз перекреститься, но натолкнулся на тяжелый взгляд капитана корабля, уже седого и очень опытного моряка из Аттики.
– Не гневи Бога, наместник, – тихо, почти шепотом произнес он. – Сам видишь – слухи не врали.
– Бога? Как мое крестное знамение может прогневить Бога? Ибо это его прославление! Это… – хотел было еще что-то сказать наместник, но осекся и промолчал, потому что на него смотрели с осуждением все люди на этом корабле.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
