Голубой мохер, распущенная пряжа.
Disclosure, сущ. – раскрытие, разоблачение: действие или факт сообщения новой или секретной информации; установление фактов.
Я много думала о том, что произошло после моего выхода из больницы или, вернее, как описать случившееся. Я даже думала пропустить этот эпизод. Книги, которые читает Эйлса, шоу, которые она смотрит, часто связаны с «секретами», и создается такое впечатление, что секреты – это что-то опасное и агрессивное, как смертельный газ. Лично я всегда считала, что секреты – это нормально, просто случай или действие, о которых не хочется рассказывать. Разве это не основное право человека? У нас у всех имеются свои скелеты в шкафах. Мне больно рассказывать об этом, но, дойдя до этого места в истории, я понимаю, что отношение к делу имеет все, повлиявшее на душевное состояние Эйлсы незадолго до убийства.
Я с удивлением узнала, что за стенами больницы идет дождь. Настоящий августовский ливень. Порывы теплого ветра сносили капли в сторону. Это напоминало игру большой собаки с маленькой – играет, но угрожает. Такой это был ветер, такой это был дождь.
Почему-то я ожидала, что Эйлса меня встретит. Знаю, глупо. Она понятия не имела, когда меня выпишут. Я была рада, что вчера надела кардиган. Я то бежала, то перескакивала через лужи по пути на автобусную остановку и оказалась там, как раз когда подошел автобус. Передо мной в очереди стоял парень в промокшей насквозь и прилипшей к лопаткам футболке. В автобусе оказалось тепло и влажно, одеты все были по-летнему, в руках держали сложенные зонтики, пол – грязный и скользкий. На следующей остановке вошла женщина с бумажным пакетом полным апельсинов, но размокшая бумага порвалась, и апельсины рассыпались по полу.
Я помогла ей собрать их, потом села на заднее сиденье и смотрела, как мимо проносятся мокрые, залитые дождем улицы. На коленях у меня лежали сумка и пакет с лекарствами. Мне показали, как пользоваться ингалятором, дали железо в таблетках против анемии, и сказали записаться на прием к терапевту. Все будет хорошо, если соблюдать рекомендации, да и мое самочувствие значительно улучшилось… Но меня снова охватило нехорошее предчувствие, которому я не могла дать четкого определения. Мои мысли были сосредоточены на Моди и несколько меньше на состоянии собственного здоровья, наверное, в некоторой степени я все еще была в шоке. Но было что-то еще – называйте это интуицией, если хотите, подозрением. Я стала теребить кардиган, связанный из голубого мохера. Несколько месяцев назад нашла его на ступенях в метро, и он стал одной из моих самых любимых вещей. Но на ткани появились катышки, и я стала их отрывать – сейчас это было проще делать, потому что шерсть намокла. В результате у меня в руке собрался целый ком.
Когда автобус подъезжал к моей остановке, я подхватила вещи и направилась к выходу. Когда дверь открылась, я бросила взгляд на сиденье и увидела на полу голубой шарик, размером с яйцо малиновки. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять: это же шерсть, которую я собирала в кулак. Наверное, выронила ее, когда вставала. Конечно, это было неважно. На подходе к дому чувство страха, которое я испытывала, усилилось. Звучит нелепо, но я страшно пожалела об оставшемся в автобусе клубочке, будто я отделила его от матери, словно оставила что-то ценное.
Калитка была открыта. Ветром на дорожку принесло пластиковый стаканчик из «Макдоналдса» и промокший пакет из супермаркета, который я подняла. На крыльце стоял синий ящик со всем содержимым напоказ – крышка была откинута в сторону. Я сразу же увидела, что отсутствуют оба ключа. Я вставила свой ключ в замок и уже собралась навалиться на дверь, чтобы раскрыть ее, сдвинув любую помеху с той стороны, но она распахнулась с легкостью.
В прихожей я ожидала увидеть почту, макулатуру, бесплатные журналы, пакеты с вещами, недавно появившиеся табурет и чайник, но это все оказалось сдвинуто в сторону, посередине пола было расчищено пространство, и в его центре виднелись два светло-коричневых отпечатка ног на фоне темных деревянных досок. Никакого приветственного постукивания коготков Моди. Ее отсутствие вызвало беспокойство и тревогу, которые стали глухо отдаваться в груди. Я закрыла входную дверь и положила мокрый пластиковый пакет поверх небольшой кучи, которая собралась в прихожей. В доме было теплее, чем на улице, но воздух застоялся, и пахло как-то по-другому. К густой сладости, от которой сводило желудок, добавилось что-то острое: то ли базилик, то ли цитронелла. Я сделала шаг вперед и почувствовала, как шевелятся стены – сжимаются от беспокойства или предупреждают меня, подают сигнал тревоги. В окно гостиной забарабанил дождь. Насадка одного из пылесосов, стоявших у окна, соскользнула в сторону.
