— Подумать только, два оболтуса осмотрели коттедж, увидели книги и даже не позаботились доложить! Думали, старик слегка свихнулся… — проворчал он.
— Никто в этом не сомневался, — заметил суперинтендент.
Винтер продолжил:
— Насчет его смерти. Я снова прочесал частым гребешком все свидетельства, представленные нами коронеру, заключение патологоанатома и так далее. Никаких намеков на подозрительные обстоятельства. — Он сделал паузу. — Если это симуляция несчастного случая, то чертовски хорошая.
— Правда. Я пришел не из-за Бодикота. Пришел просить об одолжении. Этот нож… — Маркби предъявил нож в бумажном пакете, — служит важным вещественным доказательством в деле о нападении на миссис Касвелл. Я хотел бы немедленно отправить его криминалистам. Пока я не возвращаюсь к себе в управление. Должен… еще один визит нанести. Сможете позаботиться?
Винтер просиял, радуясь возможности вновь завоевать утраченное было доверие.
— Немедленно отправлю с машиной. Еще что-нибудь отослать?
— Мои примечания. — Маркби протянул вырванные из блокнота странички.
Оставив нож в надежных руках, Алан выехал из города. На перекрестке, где надо свернуть влево, чтоб попасть в Оксфорд, нерешительно помедлил. Машин позади нет. Посидел минуту, раздумывая, пока его не ослепила желтая вспышка в зеркале заднего обзора. Приближавшиеся фары вынуждали принять решение. Он повернул к Оксфорду.
Маркби направился к лабораториям и успел как раз вовремя. На проходной суровая регистраторша собирала вещи перед уходом, закончив рабочий день. Она не обрадовалась при виде него.
— Доктор Касвелл уехал.
Тон намекал, что Лайам, подвергаясь невыносимым преследованиям, ищет убежища в другом месте. Может быть, даже в эмиграции.
— Знаю. Собственно, я хочу повидаться с аспиранткой мисс Мюллер, если это возможно и если она еще не ушла.
— Нет.
— Не ушла?
— Нет, вы с ней повидаться не сможете. — Регистраторша сгребла кучу бумаг со стола, сунула в сейф, с излишней силой захлопнула дверцу и повернула ключ. — Мисс Мюллер сегодня не приходила.
— А… Почему?
Женщина явно вознамерилась дать настоящий отпор.
— По-моему, неважно себя чувствует. С утра звонила. Бедная девочка страдает головой.
— В каком смысле? — уточнил Маркби.
— Уверяю вас, суперинтендент, мигрень — это совсем не смешно. — Она ощетинилась и прожгла его взглядом.
— Уверяю вас, я не смеюсь. Знаю, мигрень угнетает, изматывает. Можно узнать ее домашний адрес?
Регистраторша была шокирована до глубины души.
— Разумеется, нет! Я никогда не дам адрес одинокой женщины… мужчине!
Маркби улыбнулся.
— Весьма похвально. Только я полицейский, это несколько другое дело. Хочу повидать мисс Мюллер в связи с расследованием.
Но дама, по всей видимости, была из тех, кто готов умереть на посту.
— Сейчас нельзя. У нее мигрень. Я вам только что сказала. Вы же не станете терзать бедную девочку, когда она больная лежит в постели?
— Послушайте, миссис… — Маркби сверился с табличкой на столе, — миссис Уоррал, это мне решать. Я прошу только адрес. Поторопитесь, пожалуйста.
Миссис Уоррал прикрыла отступление последним ударом.
— Мне это не нравится. Доложу утром доктору Касвеллу. — Подождав, не поколебала ли противника последняя угроза, она тяжко вздохнула, выдвинула ящик картотеки, вытащила папку, быстро пролистала, нашла искомое, нацарапала адрес в блокноте. — Вот. — Вырвала листок широким трагическим жестом и протянула. — Если вы, несмотря на мои возражения, все же намерены навестить ее, то не поздно ли? Даже для полицейского? — В вопросе отчетливо слышался грязный намек. Он причислен к разряду мужчин, охотящихся за молоденькими.
— Полицейский, — объявил Маркби, — никогда не знает, закончился ли его рабочий день в пять часов.
Миссис Уоррал невольно глянула на часы, вспыхнула и сухо сказала:
— Отрадно слышать, что наша полиция всегда на посту.
— У полиции, — ответил он, — много голов, как у Цербера, и одна из них никогда не дремлет. Кстати, вы ведь не собираетесь звонить мисс Мюллер с предупреждением о моем визите? Мне бы не хотелось. Между прочим, это официальное пожелание.
Брошенный на него взгляд описанию словами не поддавался.
Дом представлял собой одну из многочисленных в Оксфорде викторианских краснокирпичных вилл. Слишком большой для современной семьи, как и многие прочие, он был переоборудован под квартиры. Стоя под фонарем, Маркби сверил адрес, поднял глаза на фронтон с эркерами. Машину он оставил за углом, чтобы не объявлять зримо о своем приезде. В любом случае перед домом не припаркуешься. Вдоль бровок тротуаров плотно стоят другие машины, включая почтенный лимонно-зеленый микроавтобус. Фасадные окна освещены, нижние не занавешены, за ними виден молодой человек, лежащий на диване в наушниках, с закрытыми глазами, прищелкивающий пальцами.
Маркби нажал кнопку напротив карточки «Мюллер».
Ответа какое-то время не было, потом у него над головой открылось окно. Он отступил назад, взглянул вверх.
В окне возникла рыжеватая грива. Марита Мюллер подозрительно смотрела на него сверху вниз.
— Добрый вечер, мисс Мюллер! — крикнул он.
— Полиция, — констатировала она с полным презрением. — Это вы были в лаборатории. Что нужно?
— Пять минут. Просто поговорить. Можно войти?
— Я в ванной.
— Нет, — логично заявил Маркби. — Вы в окне.
— Свинья! — бросила она и захлопнула раму.
Вскоре к двери прошлепали шаги, створка на дюйм приоткрылась. Из щели раздался голос:
— Здесь можно поговорить.
— Отлично, — согласился он как можно громче. — Речь пойдет о докторе Лайаме Касвелле.
Дверь распахнулась настежь, на пороге стояла Марита в изумрудно-зеленом кимоно под цвет глаз. Возможно, и старый желтовато-зеленый фургончик принадлежал ей.
— Входите, — неприветливо разрешила она. — Только на пять минут. Сами сказали. Я уходить собираюсь.
Маркби проследовал за ней по лестнице на второй этаж. По пути отметил, что те, кто разбил дом на квартиры, щедро использовали линолеум грязноватых оттенков и коричневую краску.
Квартира Мариты резко контрастировала с тусклым подъездом, переливаясь красками. Мебель в основном старая, но диваны и кресла задрапированы яркими набивными индийскими тканями, деревянные детали, столы и шкафы выкрашены в белый цвет. Кругом разбросаны алые, зеленые, оранжевые подушки. На одной стене абстрактная фреска в таких же цветах. Газовый камин извергал голубоватое пламя. От общего эффекта больно глазам. Маркби заморгал и сощурился.
