Книга Последний романтик - Тара Конклин

После того как мы вернулись из Майами в Бексли, организовали поминальную службу для Джо, написали благодарственные письма и убедились, что Нони справится – она регулярно посещала группу поддержки, регулярно ходила к врачу, и с ней все было нормально – мы с Кэролайн договорились отыскать Луну. Мы хотели встретиться с ней – или в Майами, или привезти ее в Бексли – и лично отдать ей кольцо. Мы хотели посмотреть, как она откроет голубую бархатную коробочку и в первый раз увидит бриллиант, который Джо собирался надеть ей на палец. Нам с Кэролайн казалось важным увидеть ее реакцию. Побывать некоторым образом на месте Джо. Мне эта сцена представлялась светлой, кинематографичной, драматической, с вскриками радости и счастливыми слезами.

После той сцены в ресторане Рене не желала иметь с этим ничего общего. Она отказывалась разговаривать о Луне Эрнандес. Джо умер в одиночестве, говорила Рене. Это был факт, и только это имело значение. И мы, его сестры, должны теперь с этим жить.

Рене с Джонатаном начали путешествовать. Казалось, работа была ее противоядием против горя. Сначала они поехали в Мексику, Чьяпас, где Рене работала волонтером в местной клинике, а Джо нанялся подмастерьем к семидесятилетнему мастеру, плотнику, который делал для алтарей сложно вырезанные панели-ретабло выше человеческого роста. Джонатан учился делать в дубовом дереве инкрустации из тика, черного дерева и кости, вырезать фантастические и священные образы. Рене в клинике проводила стандартные проверки, лечила переломы, делала прививки, но в основном учила местных врачей проводить операции по трансплантации роговицы. Хирургия глаз не была ее основной специальностью – она занималась легкими и почками, – но она прошла в Нью-Йорке практику, и процедура была относительно простой: разрезать, поднять, вставить, зашить.

Пациенты приезжали к Рене из далеких, затерянных деревень, на лошадях, на тракторах или приходили пешком. Болезни были разными: запущенные инфекции, дефицит витамина А, травмы. Но был ли пациент ребенком или взрослым, мужчиной или женщиной, реакция на снятие повязки всегда была одной и той же. Пациент моргал, раз, другой – и протягивал руку, чтобы коснуться лица Рене. Новообретенные глаза наполнялись слезами. Грасиас. Грасиас.

– Я не знаю, когда мы вернемся, – говорила Рене во время разговора по телефону с Мексикой, слышимость была отвратительная. – Иногда очередь в клинику такая длинная, что не видно конца. Трансплантация – это как обновление. Трагическое, интимное обновление.

Идея хорошего, возникающего из дурного, всегда казалась Рене привлекательной. Наполнить бессмысленность смыслом. После Джо это стало потребностью. Она считала Луну трусихой или даже преступницей. От встречи с ней Рене не ожидала ничего хорошего, только горе и сожаление.

Но мы с Кэролайн считали иначе. Почему мы так фокусировались на Луне? Возможно, потому, что нам нужно было что-то делать. Мы не могли вернуться к своей прежней нормальной жизни, глупой роскоши уверенности в том, что Джо всегда будет где-то там, на другом конце «телефонного провода». Луна была для нас целью, возможностью отвлечься, причем такой, которая не казалась надуманной и фальшивой. Мы ни от чего не прятались; мы искали.

А может, это был след того, что пришло позже и подстегнуло наши поиски Луны. Трепет будущего знания, который я тогда еще не понимала. Но я могу лишь сказать, что мы с Кэролайн искали Луну с ощущением неосознаваемой важности своих поисков. Луна была ответом на вопрос, который мы пока даже не могли сформулировать.

День за днем я набирала номер в Майами, полученный от детектива Генри, но в трубке слышались лишь гудки, гудки, гудки. Ни автоответчика, ни человеческого голоса, ни Луны.

– Нет, мы ничего о ней не слышали, – сказал детектив, когда я позвонила ему из Нью-Йорка. – Она должна была известить нас, если бы собралась выехать за пределы штата. А теперь, когда расследование завершено, я не могу выделять средства на ее поиски.

Я искала сведения о ней в «Гугле», заходила на поисковые сайты. Шел 2006 год, и тогда еще было можно не оставлять следов в интернете. С именем Луны Эрнандес находились подростки в Техасе и Массачусетсе, женщины среднего возраста в Огайо и Аризоне, но никто из них не был Луной с поляроидного снимка Джо.

Я звонила в бар-ресторан «Ревель», но администратор сказала, что Луна Эрнандес больше там не работает.

– Давно ли она уволилась? – спросила я.

– О, месяца два, – ответила она. – А может, три.

Она не знала, где можно найти Луну, и нет, она не может дать мне никаких личных номеров.

– Мне пора, мэм. Это субботний вечер.

У Кэролайн была теория, что неумышленное участие Луны в смерти Джо вызвало у нее неутолимую грусть.

– Она прячется, – говорила Кэролайн. – Мы должны ее разыскать. Помнишь Паузу?

Я в своей квартире разогревала тунца в маленькой духовке. Кэролайн в своем доме в Хэмдене втыкала веточки розмарина в цыпленка, которого собиралась жарить на ужин. Каждая из нас держала телефон, прижимая его плечом к уху.

– Если бы кто-то хотел найти Нони, – сказала я.

– Они бы пришли в серый дом, – закончила фразу Кэролайн.

– Ладно. – Я выпрямилась. – Я снова поеду туда.

* * *

И вот спустя три месяца после той первой поездки в Майами я вернулась туда одна в поисках Луны. Прямо из аэропорта я на такси поехала по адресу, который дал мне детектив Генри. Низкое, приземистое многоквартирное здание, три этажа, на каждом маленькие, загроможденные балкончики и освещенные окна. На втором этаже, где была квартира Луны, я заметила движение за полупрозрачной занавеской.

Я поднялась по лестнице и позвонила в дверь. В одной руке у меня был чемодан, куртку, которая была нужна в Нью-Йорке, я повязала на талию. Только наступил вечер, закат, низкие розовые лучи солнца тут, в Майами, казалось, проникали везде и всюду. Я снова позвонила, и на этот раз мне открыла женщина.

– Что вам угодно? – спросила она.

Дверь вела прямо в маленькую белую кухоньку. У нее за спиной я разглядела мужчину и мальчика, ужинающих за столом. Лепешки, тарелка бобов, один стакан молока.