Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
Но, кстати, можно и без нее. Устроить более естественное существование можно при желании хоть сейчас. Собрать немного вещей – и уйти в леса за новой, более старой жизнью. Эта возможность открыта перед всеми, но пользуется ею ускользающе малый процент населения.
Между тем это самый естественный способ (в третьем значении слова – самый простой, и в четвертом – самый экологичный, уважительный к миру). Если кто-то хочет большей «естественности», он должен не бороться в большом мире с промышленностью, техники, наукой, сексуальной революцией, буржуазной революцией и т. д., а строить свой малый мир, где всего этого будет столько, сколько ему кажется нужным. И предложить свой вариант к участию в конкуренции на общих основаниях.
Мы полагаем, он проиграет, хотя какой-то процент землян поддержит проект своим участием. Мы тоже его поддержим, при условии, что участвовать в нем не будем. Мы за то, чтобы риски больших систем погашались именно так, максимально возможной диверсификацией, а не всеобщей памяткой по технике безопасности и центральным комитетом по гашению рисков. Яйца человечества должны лежать по разным корзинам (дурно звучащий слоган, зато запомнится). И такая корзина пусть тоже будет, хотя она хуже мейнстрима, построенного вокруг доверия к знанию.
Если кто-то хочет основать такую корзину и вербовать туда переселенцев, нет оснований ему мешать. Это согласуется с формой, в которой вообще реализуется эволюция. Разумные политики не стали бы препятствовать такой свободе людей. Кстати, отличный проект, чтобы на его фоне смотреться выигрышно, несмотря на все свои недостатки. Но если кто-то хочет превратить всю планету в такую корзину, не спрашивая ее согласия, это вызов эволюции – и новых луддитов снова побьют, по определению.
Лагерь, воюющий против знания, не может в долгосроке победить лагерь, собранный вокруг знания, ибо знание и есть то, чем одерживаются победы.
Возвращаюсь к природе как биосфере, сектанты поднимают бунт против самого важного в человеке. Человек – машина знания, сперва генов, потом мемов. Или мы такая машина, собранная под задачи таких машин, или мы сломались.
Накопление знаний со всеми практическими следствиями наших теорий – это всегда уход от естественности, и обратного пути нет, даже если очень хочется. Даже если горожанин разочаруется в жизни и захочет стать обратно дикарем, это будет не дикарь, а горожанин со странностями. Вопрос не в том, можно ли вернуться куда-то (уже нельзя), а какие странности в этом направлении мы считаем уместными. Ответ примерно такой: те, которые обернулись бы преимуществом для его фенотипа в эволюционном отборе. То есть, вероятно, почти никакие.
Чем дальше, тем больше будет неестественного. Человечество играет эту игру с момента своего появления, оно и есть, в каком-то смысле, эта игра. Большой мозг – это неестественно. Ходить на двух задних лапах – неестественно.
Встав на ноги, мы уже пошли прочь от естества, и со временем будем только удаляться, хотим того или нет. Впрочем, проблемы нет: мы этого хотим.
Назад к природе в пределе означает «будем животными». Это странная мутация в блоке наших желаний, но иногда люди желают и не такого. Посмотрите, какие бывают сексуальные девиации в плане странности. На их фоне данная девиация – не самый большой сюрприз. Почему некоторые люди хотят обратно в природу? Потому что могут это хотеть, а все, что можно хотеть, кто-нибудь да захочет.
Говорят, нет предела совершенству. Не знаем, как с совершенством, но предел развития неестественности – все еще очень далеко. Растет убеждение, что человек – лишь носитель чего-то важного, носителем чего может быть и не человек. Универсальная система ценностей более ценила бы то, что мы несем, нежели форму, в которой это несется. Голливуд уже снимает про это фильмы. Добрый робот, более человечный, чем сами люди, и люди, против которых ты настроен, это нормально и это уже с нами, по крайней мере, в нашем искусстве.
Форма факультативна, наше тело и наша культура – лишь эпизоды в развитии знания.
Мы можем уступить место чему-то, что даже не можем вообразить. Мы сами можем стать этим (хотя правильнее сказать – послужить причиной и основой). И чем бы это ни было, оно отойдет от природы еще дальше.
Глава 42
Пессимизм: вам хуже, чем никак?
Ничья в кармане. – Арифметика страдания. – Ужасное будущее уже было. – Как мы пугали народ. – Оружие учит миру.
Возьмем слово «пессимизм» в большом мировоззренческом смысле. Тезис вроде того, что «жизнь не стоит того, чтобы жить», или, как вариант, «мы живем в худшем из возможных миров». Философ Артур Шопенгауэр, например, утверждал последнее на полном серьезе и даже как-то доказывал. Вряд ли эта партия действует как слаженная сила (вероятно, им слишком грустно для этого), но отнесемся к ним как к реальной партии: со своей субкультурой, духовными отцами, ритуальными фразами. И хотя эта идеология достаточно интровертна (зачем особо что-то предпринимать в этом ужасном мире?), она ухитряется портить жизнь не только своим носителям. У пессимизма как Большого Мировоззрения есть свои последствия.
Давайте пока ничего не будем доказывать, просто покажем одну вещь. Мы как бы играем в жизнь. Под выигрышем и проигрышем здесь понимается что-то вроде суммы удовольствия и страданий. Мы пока даже не спрашиваем, чего больше. У игры есть правило.
Самоубийство – это ничья, которая всегда в кармане. Игра, в которой можно требовать ничью в любой момент, уже только поэтому стоит, чтобы в нее играли.
Здесь надо додумать до конца мысль, которая сильно противоречит нашим инстинктам (но не логике и здравому смыслу). И сама по себе мысль может показаться кому-то страшной. Однако, подумав страшное один раз, далее можно не бояться.
Смерть – это не главная беда. Смерть – это всего лишь никак. Подлинной бедой и наказанием была бы жизнь, обладающая отрицательной полезностью. Но если большинство людей не требуют ничью прямо или косвенно, то полезность их жизни, вероятно, положительна.
Потребовать ничью напрямую могло бы не хватить, например, смелости. Но человек, который действительно не хочет жить, довольно быстро договорится со своим бессознательным на эту тему. Есть долгие, обходные, не столь надежные пути, но они ведут туда, куда надо психике – наркотики, война, криминальные практики. Это всегда можно выбрать, но большинство не выбирает.
При этом подсчитывать боль и ужасы жизни – давняя и почтенная традиция. Буддизм начинает с этого, первый тезис – «страдание есть». Но чтобы было честно, перед ним, наверное, должен стоять тезис «удовольствие доминирует». По крайней мере у большинства.
Это удовольствие скорее в эпикурейском смысле, чем каком-то оргиастическом. То есть ближе к отсутствию выпуклого страдания, чем какому-то выпуклому счастью, но это не так важно, важно, что остается после сравнения двух цифр (полагаю, при желании счастье и несчастье можно как-то измерить, и этому научатся). После сравнения там обычно остается мотив еще немного пожить.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
