Надя получила очень подробный план здания, затем прикидывала так и эдак, рисовала эскизы, отметала разные варианты и никак не могла остановиться. Позже она вела бурные переговоры по телефону со своими коллегами: советовалась и спорила.
— Мы сделаем нечто потрясающее! — сверкала она глазами. — Наружная реклама! О, мы знаем толк в таких вещах!
Я не мешал ей: хватало и своих забот с документами, ремонтом. Надины эскизы нужно было перенести на стены, найти мастеров. Я не мог ей позволить самостоятельно заниматься этим. Торжественное открытие школы откладывалось до весны: с такими объёмами работы и задумок раньше нам никак было не успеть.
Каждый наш день наполнен маленькими событиями. Не прошло и месяца, как Данька сделал свои первые самостоятельные шаги. Нам очень помогали мама и Наташка. За очень короткое время сёстры сблизились, нередко шушукались о своём, о женском, а в нашем доме очень часто звучали мальчишечьи голоса: Игорёк и Макс любили гостить у нас. Ну, сами понимаете: спортзал и кошка. Не очень сочетаемые вещи, но племянников привлекали именно они.
— У вас же дома теперь свой кот есть! — смеялась Надя, наблюдая, как Гоша, сопя, деловито носит Мусю по квартире.
— Ну что ты сравниваешь? — возражал Макс. — Баксик — это Баксик, а Муся — это Муся. Она добрая и спокойная, а наш пока ещё вырастет и поумнеет.
Они так и живут у Славы и, кажется, это надолго. Если не навсегда.
После Нового года Синяя Соня вышла замуж за своего Гения. Очень чудной была, эта дизайнерская свадьба. Но таким людям простительно. Я теперь прекрасно знаю, что такое творческие люди, поэтому ничему не удивляюсь.
— А букетик был мой! — кричала Соня в синей фате и ядовито-электрическом платье. На мой взгляд, она переборщила с синим цветом: волосы, веки, ногти, губы, одежда… Но ей, как ни странно шло. А главное — жених не сводил с неё влюблённого взгляда. Если ему всё нравится, все остальные и потерпеть могут.
В феврале пришла открытка из Амстердама. Без обратного адреса и без единого слова. Я никому не стал её показывать, а просто порвал на клочки и развеял по ветру. Я знал, от кого она. Лана. Не знаю, чего она хотела. Может, таким образом сказать, что у неё всё хорошо. Правда, я желал ей только добра, но пусть уж лучше живёт она в Амстердаме и не появляется больше рядом с моей семьёй. Ей больше нет места ни рядом со мной, ни тем более — рядом с нашим сыном.
Мягко останавливаю машину неподалёку от нашей будущей школы. Не хочу подъезжать близко. У меня есть желание упасть на голову жены внезапно.
— Ну что, Дань, убежала наша мама? — спрашиваю я сына и ставлю его на асфальт. — Пошли искать и будем очень страшно ругаться.
— Арсений, чтобы я не слышала, что ты говоришь такие слова! — вычитывает мне мама.
Она у меня красотка. Берёт Даньку за вторую руку, и мы неспешно направляемся к нашей почти готовой школе. Мы наводим последние штрихи на своё детище. Там ещё рабочие трудятся. Я вижу, как ими руководит моя ненаглядная Надюшка.
Вот она поворачивается и словно прислушивается. Чувствует, наверное, что мы рядом. Это какое-то волшебство: она всегда угадывает, что приближается грозный муж. Солнце играет в её прядях, а рука лежит на пока ещё небольшом животике.
Да, мы беременны и, затаив дыхание, ждём чуда.
— Почему бы не узнать, мальчик у нас или девочка? — неожиданно спрашивает мама. Глазами она ласкает Надин животик.
— Потому что нам всё равно, — отвечаю я ей и мысленно здороваюсь с малышом, что потихоньку растёт и развивается. — Мальчик или девочка? Какая разница? Главное, что мы его любим.
Я встречаюсь с женой глазами и хмурю брови, но она улыбается в ответ, и мне не удаётся удержать суровое выражение.
— Мама! — кричит Данька и, вырвавшись, косолапо бежит к Наде. Детский смех пугает сытых голубей, что, воркуя, бродят по дорожке. Я смутно догадываюсь, кто их прикормил, но ругать за это не собираюсь. Голуби — это хорошо. Тем более, такие красивые.
— Надя, ну как же так? Зачем ты без нас-то улизнула? Мы же переживаем! — квохчет мама Вера. — В твоём положении вредно так много работать. Тем более, на стройке.
Мама решила отругать Надю за меня. Ну, да. У неё получается.
— В моём положении очень полезно двигаться. Вы это прекрасно знаете, — подмигивает жена маме. К тому же я знаю ответ на ваш вопрос, — понижает она голос до заговорщицкого тона.
— Это на какой? — мама заинтригована. — Неужели знаешь! — ахает и руками всплёскивает. Ну же, Надь, мальчик или девочка?
— Я очень-очень точно знаю, кто там.
Она делает паузу. Светлеет лицом. Улыбка у Нади мягкая и потусторонняя немного. Она словно погружается в себя. Словно разговаривает безмолвно с малышом, что удобно устроился у неё в животе. А затем сверкает глазами. В них — лукавые искры и смех. Кажется, я догадываюсь, каким будет ответ.
— Мальчик или девочка — не важно! — Надя легонько бьёт себя ладонями по животу. — Наш малыш — красавчик!
— И это бесспорно! — заканчиваем мы хором.
— Да ну вас, — машет рукой мать, но на губах у неё — улыбка.
Я обнимаю жену. Прижимаю к себе. Замираю на миг.
— Хочешь, я станцую для тебя? — спрашиваю хрипло и, отрываясь, вижу, как бабушка уводит Даньку.
— Конечно хочу, — ласкает меня взглядом Надя, а я думаю, что счастливым быть легко.
Каждый день у моего счастья — разное лицо и одежда, цвет и размеры. Одно неизменно и постоянно — имя. Счастье моё зовут Надежда, и, наверное, поэтому я не знаю, что такое скука и серые будни.
— Когда мы закончим все работы, я привезу сюда Мусю, — говорю очень серьёзно, чтобы Надя прониклась важностью момента.
— Зачем? — тихо спрашивает она, но глаза уже улыбаются.
— Первой в здание должна войти кошка!
— Тут где-то бегает полосатый Васька, — смеет возражать мне жена. Я смотрю на неё снисходительно. Женщина! Что она понимает в этом?
— Муся — белая кошка, — терпеливо поясняю я. — А белый цвет приносит удачу!
Надя всё же смеётся. Я прячу улыбку. Конечно, я не верю в приметы, но Мусю на всякий случай привезу. Я ведь очень везучий: и счастье, и удача у меня под боком. И почему бы не пользоваться сполна всем, чем щедро наградила меня Судьба?
