Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Она бросила взгляд на деревянный ящик на серванте; фиолетовый занавес все еще был задернут, за ним слышался приглушенный ритм.
Она окунула фитиль в пламя спички. Подождала, пока дрожащий свет окрепнет и вырастет, и откроет взгляду новый и, возможно, последний кошмар, поджидавший то, что осталось от ее рассудка.
Когда фитиль загорелся, Стефани посмотрела на дверь в кухню, словно та давала какую-то надежду на спасение.
«Отравись газом. Начни пожар».
На самой грани неверного свечного света, у дальней стены, она заметила смутные очертания фигуры, почти такой же черной, как и краска. Силуэт, плавно возносившийся над полом. В спазме возрожденного ужаса ее голова затряслась, губы скривились, дыхание обратилось паром возле лица.
– Папа. Папочка. Папа, – бормотала Стефани, как будто он мог прийти сюда на ее зов и спасти ее.
Существо все поднималось и поднималось над полом, как будто нижняя часть его была змеиной, а потолок – назначенной целью. Стефани закричала и бросила свечу в сторону движения. Та пролетела мимо и ударилась о стену. Но пока огонек прочерчивал дугу через комнату, Стефани заметила что-то, похожее на черную косматую голову у самого потолка и пару высохших рук под ней.
«Мэгги. Черная Мэгги. Мэгги. Черная Мэгги».
В голове у нее были голоса. Не ее собственный голос, но чужие голоса. Множество чужих голосов. Голосов, пересекавших потолок, пока она бежала под ними, через комнату, туда, где, по ее воспоминаниям, была дверь кухни.
Голоса кружили, и кружили, и кружили.
Черная тварь поднималась выше, и выше, и выше, чтобы оказаться среди голосов, возглашавших ее имя с потолка.
Барабанный бой стал громче.
Стефани колотила руками по стене, скуля, потому что в слепоте и отчаянии не могла отыскать деревянную дверь, потому что руки ее теперь скользили по сырым кирпичам.
Чернота была у нее в легких; она вдохнула слишком много тьмы, и та втянулась к ней в грудь и в камеры сердца, как грязный дым. Вкус воды, горькой от пепла и обгоревших костей, наполнил ее рот.
Стефани развернулась, выхватила из кармана коробок, а потом выцарапала из него последнюю спичку. Едва чувствуя пальцы, ударила спичкой о неправильную сторону коробка. Потом перевернула его и попробовала еще раз.
Спичка зажглась.
В воздухе, у самого потолка, на лице, которое, к ее радости, нельзя было разглядеть, закрылась пара маленьких белых глаз. Но когда голова медленно потянулась вниз, к ней, словно желая рассмотреть поближе, то, что могло быть волосами, дрожало от чувства, похожего на радость.
Стефани отвернула лицо от нависшей над ней твари и заметила у себя за плечом дверь кухни. Потянулась к ручке. Выскочила из черной комнаты и захлопнула дверь.
Пятьдесят пять
В темноте к ней наконец-то пришла истерика. И безумие. Она приветствовала безумие.
В приливе безмыслия, порожденного непрерывным ужасом, неистовство собственных криков завело ее в место, которого она никогда не знала, но которое иногда чувствовала в глубинах своего разума. Когда она подходила к тому, чтобы оказаться в этом состоянии наяву, то подавляла всякие проблески сознания, чтобы не погрузиться в хаос.
Во тьме кухни она кружила и кружила, и вертелась, и теряла себя, и полосовала ножом пустоту. Била лезвием в пространство над головой, откуда могло свисать лицо, и вниз, где что-то могло подползать к ее ногам.
Она ударялась о шкафчики, но не замечала боли. Растянулась на маленьком столике, только чтобы подняться и рассечь ножом воздух на уровне головы, на случай, если что-то подкралось к ней.
Она схватила стул, и швырнула его в никуда; казалось, что он преодолел огромное расстояние, прежде чем разбить стекло в дверце шкафа. Следом она бросила второй стул.
Ящики были опустошены, их содержимое разбросано повсюду. Часть вещей, которыми она швырялась, отскакивали от стен и бились о ее тело. Она царапала шкафы для посуды. С криком отправляла утварь в полет сквозь тьму, за пределы мира, за последние рубежи себя самой.
Когда ее усталые руки отказались подниматься, она рухнула на колени и попросила темноту о смерти.
– Сейчас. Ну же. Сейчас. Сейчас.
Будет немного больно, а затем – желанное небытие. Ничто уже не имело значения. Она не хотела ни о чем думать, ничего помнить. Она просто хотела перестать существовать.
– Я хочу этого сейчас же. Сейчас. Сейчас. Покончи со мной, сука.
Ее энергия, храбрость, жизненная сила истощились. Она была рада освобождению; борьба за выживание была болью, которой она больше не желала.
А потом она затихла и стала гадать, не мертва ли она уже, не лежит ли новая обитательница дома, какая-нибудь соблазнительная девица из Болгарии или Латвии, закоченевшая от страха, на старой кровати, слушая крики Стефани в ночи.
Она не знала. Но не думала, что умерла. Беннет казался таким худым на той розовой постели. Так что, возможно, он умер здесь от голода, и последние дни его были безжалостной пыткой, в то время как гость за гостем скользили и шуршали вокруг него в темноте.
И с того момента, как он затолкнул ее сюда, Фергал ждал именно этого: кульминации. Он ждал ее криков.
Стоит ли он там до сих пор?
Стефани проползла по осколкам и нашла дверь, через которую попала сюда; казалось, это было так давно, когда она была совсем другой личностью, той, что боялась за свою жизнь. Она подтянула себя вверх по двери. Ударила в нее обеими руками. Скорчила в темноте гримасу.
У себя в голове она видела их морды, их обезьяньи морды, хитрые и пронырливые. Видела быстрые, как у хорьков, глаза. Лица, за которыми скрывались сознания, лишенные жалости, порядочности, человечности. Она слышала голос Драча, перешедший в воспоминание о беспомощности и криках призрака.
Она вдохнула мертвый дом глубоко в себя. Позволила себе быть растоптанной собственным бессилием. Какая ей теперь была разница?
Ее мысли метались: от лица к голосу, к лицу, к голосу, к бедному Райану, обмякшему на грязной бетонной террасе, к милой улыбке Маргариты, к выбитому зубу, к черной крови на выцветшем ковре, к старческому голосу, читающему писание, к девушке, замурованной под полом ванной и смятенно бормочущей. И что-то снова начало разгораться в ней, в самом центре ее существа. Что-то настолько горячее и нестабильное, что уже почернело от нагара ее гнева и ненависти. Она думала о бледном лице Фергала, о лошадиных гримасах Драча; думала о твари, которая когда-то была человеком по имени Беннет, и о том, как эта тварь носилась по дому, удовлетворяя свои желания за счет униженных и безнадежных; видела фотографию его завывающего, идиотического лица, озверевшего от жестоких намерений, на экране телефона.
– Вы слышите меня, крысы ублюдочные? Слышите меня?
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
