Ему привелось увидеть поверженным в прах то величие, которому он поклонялся, и пережить крушение всех своих упований. Казалось бы, он довольно наказан, однако худшее у него впереди.
ДЖОН РОНАЛЬД РУЭЛ ТОЛКИННа протяжении веков человечество мотивировали власть, секс и страх.
Однако в горизонтально устроенном обществе само ощущение власти становится невозможным. Власть – это же не формальный атрибут, власть – это ощущение. Именно этого ощущения и ищет субъект, стремясь к какому-то формальному статусу, к тому же «успеху».
Но сейчас знак равенства между «успехом» и «властью» словно исчезает. Если раньше вы могли рассчитывать, что пусть не сразу, но хотя бы с возрастом вас наконец начнут воспринимать всерьёз и относиться к вам с уважением, прислушиваться к вам, то теперь и эти мечты следует отставить.
В мире, где каждый прав, где любое «личное мнение», сколь бы идиотским оно ни было, не может быть оспорено, потому что это бы являлось посягательством на «права и свободы», власти больше не может быть – ни фактической, ни символической.
Таким образом, иерархический инстинкт, на котором всегда прежде держалось западное общество (про Восток я сейчас не говорю, там есть свои особенности), перестал быть мотиватором для большинства людей.
Он всё ещё работает в высоких, так сказать, слоях социальной атмосферы, но и там, надо признать, теряет былую силу. Власть, даже официальная, государственная, становится всё более комичной, всё более нелепой и театрализованной.
Про секс же, в эпоху Tinder и Badoo, и вовсе говорить нечего. «Запретный плод» стал настолько доступен, насколько тривиален, настолько малоценен, что говорить о нём как о мотивирующей человека силе просто смешно.
Прежде сексуальность напрямую ассоциировалась с браком, а вступить в брак – это ведь была целая история. Роднились семьи, все должны были убедить всех, что и жених, и невеста соответствуют статусу, имеют достаточный уровень благосостояния, образования и т. д. и т. п.
Власть, даже официальная, государственная, становится всё более комичной, всё более нелепой и театрализованной.
Иначе «он/она тебе не пара», и конец дискуссии. И я уж не говорю о более архаичных традициях – с выкупами, придаными и т. д.
Секс без брака был возможен, но рискован. Его приравнивали фактически к порче имущества – что с девицей, не состоящей ещё в браке, что с женщиной, находящейся в законном браке с другим мужчиной.
Так что общество долгое время обеспечивало строгое ограничение на возможность удовлетворения половой потребности. В результате её ценность возрастала, как и всякого дефицитного товара.
Но те времена закончились, а появление на общественной сцене асексуалов – людей, которые определяют себя как не имеющих полового влечения, – не свидетельствует о том, что людей без выраженной половой потребности в популяции стало больше (мы не знаем точно, сколько их было, может быть, их число вовсе и не выросло).
Нет, просто то, что люди стали свободно говорить о том, что они не испытывают сексуального влечения и не тяготятся этим, – это-просто симптом общей девальвации ценности сексуальности в нашем массовом сознании: теперь вы можете демонстративно не хотеть сексуальных отношений, и это нормально.
СЕКСУАЛЬНОЕ БУДУЩЕЕ
Филипп Зимбардо, который раньше запугивал нас своими «тюремными экспериментами», заканчивает карьеру куда более «ужасной» трагедией – он провёл исследование и написал книгу «Мужчины в отрыве», где показал, что мужчины косяком устремились из супружеских постелей в порнографию, ставшую теперь такой качественной, такой многообразной и такой доступной.
Мы стоим на пороге фундаментального изменения в отношениях между полами. Прежде это всегда была интрига, которая требовала от представителей полов играть определенные роли, соблюдать определенные ритуалы.
Всё это последовательно вело потенциальных партнёров к отношениям, где, опять-таки, реализовывались предельно стандартизированные поведенческие стратегии, созданные культурой: научившись ещё в детстве «играть в свадьбу», взрослые дотягивали и до «золотой».
Но сейчас интрига утеряна. Молодые люди начинают насыщенную сексуальную жизнь с порнографией в юном ещё весьма возрасте, формируя таким образом специфическую «сексуальную фиксацию» – порномодели возбуждают их теперь больше, нежели реальные, живые половые партнёры.
В Международную классификацию болезней нового, одиннадцатого пересмотра планируют ввести термин – «цифросексуалы». Предполагается, что цифросексуалы будут определяться как люди, которые не могут получить достаточное сексуальное удовлетворение без привлечения цифровых средств.
И честно говоря, я даже не знаю, окажется ли этот термин сразу в графе «разновидность нормы», где сейчас находятся гетеросексуальность, гомосексуальность и бисексуальность, или какое-то время он ещё будет всё-таки считаться патологией. Боюсь, впрочем, что массовость распространения этого типа сексуальности в любом случае достаточно скоро принудит ВОЗ относиться к ней как к норме.
С появлением 3D-порнографии, VR-порнографии и хитроумных приставок к соответствующим частям тела – естественному сексу, скорее всего, придёт конец[16].Чем терпеть рядом капризы и негатив живого, и уже потому неидеального любовника, куда удобнее будет развлечься с виртуальным партнёром, который отработает, так сказать, на все сто.
Прежние отношения между полами могут кому-то, например феминисткам, не нравиться (честно говоря, меня они тоже не слишком радуют – слишком уж неадекватны времени). Но в них, в чём их плюс, были встроены достаточно чёткие форматы поведения – мужчинам и женщинам было понятно, как в это играть.
Вот совсем грубая формула. Допустим, женщина обижается, недовольна, расстраивается – мужчина должен её успокаивать и защищать. Мужчина совершает подвиг, проявляет силу воли. Что должна делать женщина? Женщина должна восхищаться им и чувствовать себя счастливой, «как за каменной стеной».
