Джесс
Сев на первую же электричку, я доехала до станции «Лондон Бридж», вышла и отправилась гулять. Если бы вы увидели, как я стояла, прислонившись к стене, и смотрела на воду, вы бы сразу сказали: а, она задумалась. Но это было не так. То есть у меня в голове были какие-то слова, но слова в голове — это еще не мысли. Ведь если у вас карман набит монетами, это еще не значит, что вы богаты. А слова в моей голове вертелись такие: сволочь, ублюдок, сука, блядь, козел, мудак и все в таком духе. Эти слова так быстро проносились у меня в голове, что я даже не успевала собрать их в предложение. А это же не особенно похоже на мысль?
Поглядев какое-то время на воду, я пошла в магазин у моста купить табака, папиросной бумаги и спичек. Потом вернулась обратно и, присев на землю, начала делать самокрутки — на самом деле просто чтобы чем-то себя занять. Честно говоря, не знаю, почему я не курю много. Наверное, забываю. А если уж такой человек, как я, забывает покурить, то какие шансы остаются у курения? Вы только посмотрите на меня. Вы бы поспорили на любые деньги, что я курю, как хрен знает кто, а я курю мало. Решение: в этом году курить больше. Наверное, это лучше, чем прыгать с крыши.
В общем, так я и сидела, делая самокрутки, как вдруг увидела того преподавателя из колледжа. Он уже немолодой, один из тех, кто как начал валять дурака в шестидесятых, так и продолжает этим заниматься до сих пор. Он ведет курс по типографскому делу, я даже пару раз была у него на лекциях, но потом мне надоело. Но против этого Колина я ничего не имею. Я терпеть не могу длинные, собранные в хвост волосы с сединой и выцветшие пиджаки из какой-то грубой ткани, но он не такой. К тому же он никогда не пытался стать нам другом, а это значит, что у него есть свои друзья. А так можно было сказать далеко не про всех наших преподавателей.
Если рассказывать все в точности, как было, то мне, наверное, стоит объяснить, что он первым меня увидел, поскольку, когда я подняла глаза, он уже шел в мою сторону. А если совсем честно, стоит еще добавить, что мои размышления — то есть мои мысленные ругательства — были, возможно, не совсем про себя. По идее, все должно было быть про себя, но некоторые слова вырывались наружу — просто потому, что их было слишком много. Они как бы сами собой выплескивались наружу, словно ругательства текли из крана в ведро (равно как и в мою голову), а я не стала закрывать кран, даже когда ведро переполнилось.
Именно так я это видела. А он видел меня сидящей на набережной с самокруткой и матерящейся почем зря — не самое приятное зрелище, вы не находите? В общем, он подошел ко мне, потом опустился на корточки и спокойно начал со мной разговаривать. Он сказал: Джесс? Ты помнишь меня?
Последний раз я его видела месяца два назад и, конечно, прекрасно помнила. Но ответила ему: нет. А потом засмеялась — я ведь пошутила. Но оказалось, он не воспринял это как шутку, потому что потом тихо так сказал: меня зовут Колин Уиринг, я преподаю у тебя в художественном колледже. Ну, я такая: да-да. А он мне: нет, на самом деле. Тогда я поняла, что он подумал, будто мое «да-да» — это как «ну-ну», но это было совсем другое «да-да». Я просто пыталась таким образом показать ему, что я пошутила тогда, но сделала только хуже. Теперь можно было подумать, будто он притворяется моим преподавателем Колином Уирингом, им не являясь, но на это способен разве что безумец. В общем, весь разговор пошел наперекосяк. Это все равно что взять в супермаркете тележку с разболтанным колесом: думаешь, спокойно дойдешь куда нужно, но ее все время заносит не туда.
Он спросил: а почему ты тут сидишь? Я объяснила ему, что поругалась со своей гребаной мамашей по поводу сережек, а он такой: и теперь ты не можешь вернуться домой. Я ответила, что могла бы, если бы только хотела. Достаточно проехать пару остановок на метро, а потом сесть на автобус. Но я не хотела. Он не отставал: думаю, не стоит тебе тут сидеть. Тебе есть куда пойти? Тогда я догадалась, что он посчитал, будто я свихнулась, и быстро поднялась — так быстро, что он аж подпрыгнул — потом я сказала ему все, что о нем думаю, и ушла.
Но тогда мне кое-что пришло в голову. И первой моей мыслью было, что я с легкостью могу сойти с ума. Я не к тому, что мне было бы так проще жить, — ни в коем случае. Просто у меня было много общего с людьми, которые обычно сидят на набережных, крутят самокрутки и что-то бормочут себе под нос. Как мне казалось, многие из них ненавидят людей, а я ненавидела почти всех. Наверное, они достали своих друзей и родственников, а я тоже это делала. А кто поручится, что Джен не сошла к этому времени с ума? Может, это что-то генетическое. Да, папа у меня — министр образования, но, возможно, это как раз из той серии, когда что-то передается через поколение.
Я не знала, к чему приведут меня эти мысли, но я вдруг поняла, что моя беда куда серьезнее, чем я полагала. Знаю, глупо звучит — особенно если учесть, что я собиралась покончить с собой, но это было шутки ради, да и прыгнула я бы тоже шутки ради. А если у меня на этой земле было какое-то будущее? Что тогда? Скольких еще людей я должна достать, сколько еще раз должна убежать, прежде чем окажусь на берегу и буду там ругаться, но уже по-настоящему? Если честно, до этого было недалеко.
Нужно было вернуться — в «Старбакс», домой или еще куда-нибудь, — но вернуться назад. Если идешь и вдруг натыкаешься на кирпичную стену, нужно вернуться назад.
Но я нашла способ перебраться через эту стену. Или нашла в ней лазейку, в которую могла проползти, — не важно. Я встретила этого чудака с замечательной собакой. Вместо того чтобы вернуться, я пошла и переспала с ним.
Джей-Джей
Я встал на тротуар и сказал Эду, чтобы он меня ударил, если ему станет от этого легче.
— Я не хочу бить тебя первым, — ответил он.
Там еще был один тип, продавал журнал о бездомных.
— Ударь его, — посоветовал он мне.
— Заткнись, — осадил его Эд.
— Я просто пытаюсь помочь вам, — ответил бездомный.
— Ты перелетел через этот чертов Атлантический океан, потому что Джей-Джей оказался в беде, — сказала Лиззи Эду. — А теперь что? Одного разговора хватило, чтобы тебе захотелось затеять с ним драку.
— Все должно идти так, как идет, — объяснил ей Эд.
— Это что-то из серии «Мужик сказал — мужик сделал»? Мне это кажется абсолютной глупостью, уж прости.
Она стояла со скучающим видом, прислонясь к окну магазина секонд-хэнд, но я-то знал, что скуку она изображает. А еще она была зла, но не хотела этого показывать.
— Он на моей стороне, — сказал Эд. — И не важно, что там тебе кажется. Он все понимает.
— Нет, не понимаю, — возразил я. — Лиззи права. Разве ты приехал только для того, чтобы ударить меня?
— Вы же как Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид, — сказала Лиззи. — Хотите переспать друг с другом, но не можете, потому что вы же не гомосексуалисты какие-нибудь.
Эта фраза Лиззи довела бездомного до какого-то умопомрачительного состояния. Он смеялся как сумасшедший.
