Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Простейшие улучшения в социальных условиях требуют такого огромного усилия со стороны общества, что полное осознание этой диспропорции будет совершенно обескураживающим и сделает общественный процесс невозможным. Чтобы был хоть сколько-нибудь заметный результат, усилия должны быть гигантскими Неудивительно, что столь страшная диспропорция так слабо отражается в человеческом сознании с учетом того, что общество должно генерировать энергию, требующуюся для изменений в общественных и человеческих отношениях. С этой целью будущие итоги обращаются в миф, чтобы приобрести масштабы, несколько более соответствующие непосредственно ощущаемым усилиям [Миф действует подобно] фатаморгане, которая вызывает у членов каравана видения прекрасных земель, тем самым заставляя их прилагать больше усилий, чтобы наконец, несмотря на все страдания, добраться до следующего крошечного колодца. Если бы эти соблазнительные миражи не появились, измученный караван, лишенный надежды, наверняка бы погиб во время песчаной бури[399].
А в другом месте Колаковский утверждает, будто бы Ленин фактически был обязан успехом ряду «счастливых ошибок», которые он допустил, оценивая и переоценивая силы революционного движения: «Его ошибки позволили ему в полной мере воспользоваться революционными возможностями и стали причиной его успеха»[400]. В схожем контексте я цитировал Левенсона насчет того, что Во-йен и его последователи были обскурантистами, поскольку не осознавали насущной потребности Китая в некоторой рационализации, которая позволила бы китайцам психологически иметь дело с неизбежной модернизацией. Речь идет о случаях, в которых преувеличенно оптимистическая оценка шансов на успех необходима для того, чтобы действовать. В других случаях переоценка опасностей может быть необходима для того, чтобы предотвратить действия[401]. Гордон Уинстон предложил «защитный самообман» как способ лечения зависимости: если индивид сумеет убедить себя – или заплатить другим за то, чтобы они его убедили, – что опасности зависимости более велики, чем на деле, он сможет в итоге соскочить с крючка[402]. Я, однако, нахожу подобный способ несколько неубедительным с психологической точки зрения. Принятие желаемого за действительное (при допущении, что Уинстон именно это имеет в виду под самообманом) едва ли может действовать в долгосрочных интересах[403]. Убедительнее звучит предположение о том, что индивид может обдуманно заплатить другим, чтобы вызвать у себя (например, при помощи гипноза) ошибочную, но все же полезную веру в смертельную опасность зависимости, поскольку основной чертой обдумывания является то, что оно способно учитывать долгосрочные последствия.
Идея полезных ошибок, счастливых заблуждений и благоприятных предвзятостей привлекает определенного рода мыслителей – тех, кого увлекают контринтуитивные, парадоксальные и перверсивные механизмы работы человеческого ума и общества. Как я знаю по личному опыту, подобное увлечение может превратиться в навязчивость, когда за аксиому принимается то, что намеренные усилия никогда не принесут успеха и что цель может быть достигнута только по случайности, как побочный продукт или благодаря счастливым ошибкам. А отсюда лишь один шаг до имплицитной или эксплицитной веры в то, что такие извращенные механизмы достижения цели могут быть объяснены через их тенденцию вызывать подобные удачные исходы. Я хочу, чтобы читатель изучил длинные цитаты из Хиршмана и Колаковского, приведенные выше, и посмотрел, не предлагают ли они некоторую объяснительную связь. И снова мы сталкиваемся с всепроникающими поисками смысла, о которых говорилось в разделе II.10. Теперь я хочу рассмотреть этот вопрос несколько более систематично, взглянув на ряд механизмов, при помощи которых предвзятость могла бы объясняться благоприятными последствиями для полезности или истины.
Позвольте мне начать с вопроса об истине. Нисбетт и Росс, цитируя среди прочих Элвина Голдмана, предполагают, что неисправные когнитивные механизмы можно рационализировать в качестве части оптимального пакетного решения[404]. Поскольку для убеждений и систем убеждений важна стабильность, а временные ограничения мешают тщательному изучению фактов, предвзятости могут показаться вполне рациональными, если оценивать их с точки зрения эпистемических целей более высокого порядка. Говоря языком раздела II.10, этот аргумент был бы ближе к варианту теодицеи, разработанному Мальбраншем, чем к стандартной версии Лейбница. Когнитивные ошибки с такой точки зрения являлись бы неизбежными побочными продуктами лучшей из всех возможных когнитивных систем, но они не могли бы быть рационализированы на основании того, что в действительности вносят положительный вклад в истину. Фактически Нисбетт и Росс также подчеркивают уязвимость теории ошибки у Лейбница:
Допущение о том, что ошибки способны взаимно компенсировать друг друга, что два неправильных умозаключения чудесным образом производят правильное, может показаться достойным Панглосса и слишком простым, и мы не хотели бы настаивать на данном тезисе без каких-либо дополнительных доказательств. Посложнее будет более общий и, по сути дела, статистический аргумент, согласно которому в случае, если действует разумно большое число независимых предвзятостей, полученная в результате чистая погрешность будет меньше суммы их индивидуальных последствий[405].
Но хотя версия Мальбранша покажется более правдоподобной на априорных основаниях, все равно нужно еще показать, что реальная когнитивная система имеет оптимальное количество предвзятости.
Переходя теперь к вопросу о полезности, я начну с формулирования моей четвертой пропозиции:
Четвертая пропозиция: нет оснований полагать, что убеждения, служащие определенным интересам, также должны объясняться этими интересами.
Это не точное обращение третьей пропозиции, поскольку данная пропозиция охватывает более широкую разновидность объяснений. Убеждения могут объясняться каузально или функционально: с точки зрения интереса их носителя или с точки зрения других людей. В сумме мы получаем четыре случая, один из которых трудно себе представить конкретно, а именно каузальное формирование убеждений интересами других людей, а не самого их носителя. Прежде чем я буду обсуждать другие три случая, я хотел бы повторить общую идею (II. 10), что сам факт благоприятствования убеждения какому-то интересу не дает никакого объяснения. Достаточно эксплицитно сформулировать представление о том, что все благоприятные предвзятости можно объяснить выгодами для носителя, чтобы увидеть его абсурдность. Однако, как я утверждал, скрытое влияние этой идеи как невысказанного допущения трудно преувеличить. Показать выгоды – значит приписать смысл, а найти смысл – значит дать объяснение.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
