Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Кроме того, все еще была зима, казавшаяся вечной, как сама смерть. Порой, когда я выходил в загон, чтобы присматривать за лошадьми, я хотел перепрыгнуть через ограду и бежать, бежать не останавливаясь, так долго, пока не увижу солнце и не стану свободен. С Бенкеем было точно так же, и часто случалось, что кто-то из нас застывал с вилами или с конской уздой в руке и таращился на высовывающийся из-за туч кусочек неба или на горные хребты.
Как для раба, я пользовался немалой свободой, хотя это не несло облегчения – разве что я мог зайти в большую кухню и взять что-то поесть, а работающие там невольницы, которые считали меня любимчиком госпожи, не обращали на это внимания. А одна из них, Хасмина, которая происходила из Кангабада, статная женщина средних лет, и сама подсовывала мне лакомства, полагая, что я закончу так же, как и множество любимчиков Смильдрун до меня, которых было уже некоторое количество и которые не прожили достаточно долго – стоило лишь им начать ей надоедать или раздражать ее. То, о чем я рассказываю, имело значение, потому что кто-то однажды не закрыл пса. Одного из огромных, косматых, черных как ночь сторожевых Смильдрун, похожих на скальных волков. К этим тварям никому нельзя было приближаться, и они никому не доверяли. Служили для схватки, для загона зверей во время охоты, преследования беглецов и охраны двора. Я как раз шел в башню с кувшином и корзиной, и на малой площади за конюшнями псов быть не должно, но за этим кто-то не проследил. Туда шли узким проходом между домами, закрываемым железной решеткой. На площадке находился один из выходов псарни, и был он устроен так, что, открывая или закрывая переход, домашние могли спускать собак в одну часть городка, оставляя закрытой другую. Я заметил, что ход приоткрыт, едва лишь вошел на двор, однако не обратил на это внимания. Мне показалось, что собаки заперты в переулке под самым частоколом или внутри псарни, к тому же я знал, что там как раз ощенилась одна из сук. Я ошибался. Кто-то позабыл об одной сторожевой, позабыл также закрыть решетку на малый двор, а потом еще и запер калитку, которой я сюда вошел. Должно быть, ждал у нее, притаившись где-то во мраке, а когда я вошел, тихонько затворил ее, поскольку я тогда ничего не заметил.
Так и случилось, что я оказался в пустой части городища, на очищенном до самой брусчатки от снега дворе, в квадрате стен с закрытыми хозяйственными постройками, один на один с косматым чудовищем, чья голова почти доходила до моей груди, а пылающие глаза и частокол зубов глядели мне прямо в лицо. Шерсть у пса на загривке стояла дыбом, шипы вдоль хребта торчали вверх, он прижимал уши и издавал глубокое, горловое ворчание. Я стоял совершенно неподвижно, понятия не имея, что же делать.
Он очень быстро решил все за меня и направился ко мне, скрежеща когтями о камень. Я погнал к решетке, но заметил, что она заперта на скобу. Не сумел до нее дотянуться и не стал пытаться влезть наверх. Над калиткой была каменная стена, на которую я бы не взобрался – пес сразу бы достал меня.
На подворье не было ничего, что могло бы послужить оружием, и ничего такого не было у меня при себе. Ничего, кроме собственной одежды, корзины с едой и кувшина на две кварты пива, закупоренного пробкой.
Тяжелого кувшина.
Однако я боялся его бросать, поскольку, если бы промахнулся, потерял бы единственный свой снаряд. Вместо этого я бросил корзину с едой. Попал псу прямо в голову, но привело это к одному: тот задержался, чтобы разорвать корзину, но потом почувствовал запах мяса, юшки и хлеба. Пока лакомился едой, предназначенной для обитателя башни, я сбежал в противоположный угол подворья, как можно дальше от него, и расстегнул пояс, которым был подвязан мой кожух. Продернул его сквозь ушко кувшина, а сам кожух снял и окрутил им левое предплечье, слыша, как хрустят, точно палочки, кости в пасти твари. Пес насыщался короткую минуту, то и дело поглядывая в мою сторону, а потом, едва успев проглотить пищу, издал несколько хриплых рыков и снова помчался в мою сторону.
Я ждал до последнего мгновения, стоя совершенно спокойно, с кувшином, что раскачивался на ремне, и с кожухом на другой руке. Пес прыгнул на меня, сперва схватил зубами за свернутый кожух, который я подставил, сам же я сошел с его пути и, крутанув кувшином, огрел гончую по башке. Удар буквально вколотил ее в подворье под грохот разбиваемого сосуда и придушенный скулеж. Я знал, что удар ошеломит собаку лишь на миг, а потому подпрыгнул и всей тяжестью упал ему коленями на спину, слыша хруст ломающихся ребер.
А потом сидел на подворье, залитый потом, трясясь и едва будучи в силах вздохнуть. Пес же подо мной отчаянно скулил с красной пеной на морде и ощеренными клыками, а потом ослаб и только хрипло дышал. Это тянулось с минуту, а когда я уже пришел в себя, то ухватил полу кожуха, на которой лежала гончая, и поволок ту обратно на псарню. Там уложил собаку на пол под стеной конуры, перевернул какую-то бочку, что там стояла, и поразбрасывал прочие вещи, а потом вышел назад, на пустое подворье, и старательно закрыл калитку.
Однако теперь у меня не было ни пива, ни еды для обитателя башни, а потому пришлось вернуться на кухню, найти другую корзину и приготовить все снова. Как я уже говорил, не было это сложно, и в принципе на меня не обращали внимания, когда я собирал хлеб и мясо и даже когда спускался в погреб за пивом. Если уж я делал это бесцеремонно и с уверенным лицом, то было ясно, что приказала мне Смильдрун.
В тот день приключений больше не было, но когда я на следующий раз пришел в башню, то наткнулся на ее обитателя.
Никто не знал, что случилось с псом, который сдох до утра, но и меня не подозревали. Только Смильдрун и наверняка Удулай видели, что я иду туда, но никто бы не поверил, что невзрачный амитрайский раб сумел голыми руками убить боевую гончую.
Как всегда, я прибрал небольшой столик и поставил на нем кувшин и вынутую из корзины еду, когда услышал странное шуршание и шлепанье. Со времени приключения с собакой я все еще пребывал в настороженности, а когда рассказал о том Бенкею, он в несколько мгновений приготовил для меня оружие. Для обоих нас сделалось понятным, что если уж Удулай решил меня убить, то так просто он не отступит. Бенкей нашел кусок тряпки, отрезанной от старого мешка, и круглый камень, который он ловко завернул в полотно, так, чтобы тот не вывалился. А потом показал мне, как добывать это из-за пазухи одним движением. Это все еще был просто камень в тряпке, но если держать за ее концы, то ударом можно сломать доску. С того времени я всегда носил тот узелок за пазухой и, когда услышал шелест в башне, ухватился за тряпку, готовый нанести удар.
Мне удалось услышать скрип наверху и странный шорох на ступенях.
А потом я увидел, как по ним сползает труп.
Высохший, желтоватый труп высокого мужа. Худого, как обтянутый кожей скелет, одетого в грязные лохмотья, пошитые некогда из драгоценных тканей и украшенные вышивкой. Труп, что двигался. Сползал по ступеням ногами вверх, цепляясь за лестницу узловатыми ладонями, а когда лег уже на пол комнаты, то пополз к столу, умело и быстро, как змея. Добрался до кувшина и принялся жадно пить, а пиво впитывалось ему в длинную, кустистую бороду и развихренные белые волосы.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
