– Полгода! – вскричал граф, – Бог ты мой! Я не намерен ждать так долго. Если вам необходимо уехать, вы отправитесь в Англию один. Паолина останется здесь в качестве моей жены.
– Вы действительно намерены обвенчаться так скоро? – воскликнул сэр Харвей.
– Почему бы и нет? – осведомился граф. – Я сам себе хозяин. Все приготовления к свадьбе могут быть сделаны немедленно. Венчание может состояться в нашей домашней часовне. Нет необходимости приглашать большое число гостей – только самых близких моих родственников.
– Кажется, вы все предусмотрели заранее, – произнес сэр Харвей угрюмо.
– Я привык решать все быстро, – заметил граф с усмешкой. – И вы знаете, почему. Я не хочу потерять Паолину, что бы ни случилось.
Сэр Харвей пожал плечами.
– Ладно, в конце концов влюбленные всегда нетерпеливы, – произнес он философским тоном. – Можете начать все необходимые приготовления. Но предупреждаю вас, что я завтра же должен буду отплыть в Англию.
– Мы обвенчаемся завтра в час пополудни, – сказал граф. – У меня хватит времени, чтобы все уладить и совершить обряд по закону.
Он взглянул на Паолину и добавил:
– Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле.
Девушка ничего не ответила. Глаза ее были устремлены на лицо сэра Харвея.
– Минувшей ночью я лежал без сна, спрашивая себя, удастся ли мне когда-нибудь завоевать ваше расположение, – продолжал граф. – Сегодня я едва могу поверить в свою удачу.
Он снова поцеловал руку Паолины. Она побледнела так, что, казалось, вот-вот лишится чувств, и сэр Харвей быстро произнес:
– Думаю, будет разумнее, если я отвезу сестру домой. Все эти волнения отнимают много сил, и вам, мой дорогой друг, придется немало постараться, если вы действительно хотите сыграть свадьбу завтра.
– Я настаиваю на этом, – ответил граф твердо. – Но вы правы. Ваша сестра выглядит уставшей.
Он взял Паолину под руку.
– Позвольте мне проводить вас до гондолы, – сказал он. – Вам нужно как следует отдохнуть. Свадьба будет очень скромной, но прежде, чем она состоится, дож и его супруга должны совершить обряд обручения. Дож – мой родственник, и я уверен, что он не станет возражать против этой поспешности, вызванной предстоящим отъездом вашего брата.
Его слова едва проникали в сознание Паолины, однако они означали крушение ее последней надежды на то, что все это было не серьезно, но всего лишь сном, от которого она вскоре должна была пробудиться.
Когда Паолина снова оказалась в гондоле рядом с сэром Харвеем, она пыталась найти слова, чтобы все объяснить ему, сказать, что она не может пойти на такое и он не вправе требовать этого от нее. Но по тому, как натянуто он держался в ее присутствии, она поняла, что он не желал говорить с нею. Она взглянула мельком на его профиль, отчетливо вырисовывавшийся в стороне на фоне темного неба, и ее охватил страх, как будто он вдруг превратился в совершенно чужого для нее человека.
– Харвей... – прошептала она чуть слышно один раз. – Харвей...
Но он как будто не замечал ее.
Лодка причалила к ступенькам дворца, они пожелали спокойной ночи гондольерам, а Альберто ожидал у порога, чтобы впустить их. Он поднялся вместе с ними по лестнице й, когда они оказались в Большой галерее, задержался, стоя в стороне, хоти Паолина надеялась, что он уйдет и она сможет переговорить с сэром Харвеем наедине.
– Спокойной ночи, Паолина, – сказал сэр Харвей, и в тоне его голоса содержались одновременно предупреждение и приказ.
– Я должна поговорить с тобой, должна! – взмолилась она.
Но он приоткрыл дверь ее спальни и, словно подчинившись гипнотической силе его воли, Паолина нехотя вошла туда.
– Подожди! Умоляю тебя... пожалуйста...
– Доброй ночи, Паолина.
Сэр Харвей закрыл дверь. Она слышала, как он подозвал Альберто и направился через анфиладу к себе в спальню. Понимая, что он не стал бы ее слушать, что бы она ни пыталась предпринять, девушка бросилась на постель, заливаясь слезами.
Она плакала, как ей казалось, в течение долгих часов, потом наконец поднялась, сняла свое роскошное платье, разделась и вынула булавки из волос, отчего они пышными локонами упали на плечи. Тут она вспомнила, как сэр Харвей недавно целовал их, и почувствовала, что слезы снова заструились по ее щекам. Каким недолговечным оказалось ее счастье!
– Я люблю тебя, – прошептала она в темноту и затем скользнула в постель, где пролежала без сна, терзаемая горем и отчаянием, пока не забрезжил рассвет. Только тогда она, совершенно выбившись их сил, задремала. В семь часов утра ее разбудила Тереза, которая принесла с собой чашку бульона и рюмку вина.
– Его милость распорядился, чтобы вы выпили это, сударыня, – обратилась к ней горничная.
– Я не хочу, – пробормотала спросонья Паолина.
– Но, сударыня, это пойдет вам на пользу. Вам просто необходимо подкрепиться.
– Зачем? – спросила Паолина слегка раздраженно, чувствуя, как ее охватывает прилив горечи и тоски. Она поняла, что сэр Харвей, должно быть, уже успел сообщить обо всем слугам, а граф – родственникам и друзьям.
– Граф так красив, сударыня, – тараторила без умолку Тереза, – все крутом восхищаются им. Как только стало известно, что он ищет себе невесту, каждая знатная дама в городе мечтает о том, чтобы он остановил свой выбор на ее дочери.
Паолина ничего не ответила на это. Сделав над собой усилие, она отпила глоток бульона.
– Конечно, некоторые утверждают, будто он излишне влюбчив, – продолжала Тереза, – но он всегда увлекался только замужними дамами, девушками – никогда.
– Значит, у графа уже были увлечения? – осведомилась Паолина без особого интереса, поддерживая разговор просто потому, что она не могла слушать болтовню Терезы и одновременно избавиться от назойливых мыслей.
– О да, еще бы! – подхватила Тереза почти торжествующе. – Он очень опытен в делах любви. Лично мне нравятся мужчины, которые прекрасно знают, что к чему, – настоящие кавалеры. Незрелые юнцы не для меня.
Паолина хотела было сказать, что она равно не выносит их всех – и мужчин, и юнцов – кроме одного, единственного на всем свете, только он сам этого не желает.
– Взять, например, графиню Каталину Гримальди, – болтала тем временем Тереза. – Она любила графа даже слишком горячо. Когда он устал от ее общества, она угрожала покончить с собой, но это его нисколько не волновало. Он сказал графине, что она может поступать так, как ей угодно, и после этого она уже не упоминала о самоубийстве. Вместо этого она уехала в Неаполь.
Паолина заставила себя слабо улыбнуться.
– Неужели все действительно было так печально? – спросила она.
