— Я не могу сделать этого, — запротестовал герцог. — Я должен немедленно отправиться в Париж.
— Думаю, что нет, — ответила Корнелия. — Вы останетесь здесь, во-первых, потому, что если уедете сейчас, то я никогда не соглашусь на развод, сколько бы вы ни просили, а во-вторых, из-за этого письма, которое пришло сегодня утром. — Говоря это она вынула из-за пояса письмо. — От герцогини Ратленд. Она узнала о нашем приезде и пишет, что у нее сейчас гостит королевская чета и сегодня вечером они хотели бы пообедать в Котильоне.
— Это невозможно.
— Почему? — спросила Корнелия. — Я не вижу причин, по которым мы могли бы отказать в их просьбе. Герцогиня знает, что мы уже вернулись, и нельзя притвориться, что у нас так быстро появились другие планы. Она пишет, что король пожелал видеть вас. Я предлагаю, чтобы сегодня вечером, ради меня, по крайней мере, мы вели себя обычным образом, словно в самом деле вернулись из свадебного путешествия.
— Кто еще среди гостей? — спросил герцог.
— Она упоминает всего нескольких, — ответила Корнелия, — в том числе и моих дядю с тетей.
— Это все подстроено Лили, — гневно воскликнул герцог. — Если королю пришла мысль пообедать здесь, то только благодаря ее подсказке, что это может быть забавно.
— А почему бы и нет? — поинтересовалась Корнелия. — Его величеству очень нравится Котильон. Я не раз слышала это от вашей матери. К тому же нет причин, почему бы ему не любить вас, и каковы бы ни были ваши чувства к другим, король, безусловно, все еще может рассчитывать на нашу преданность.
— Вы правы, — чуть спокойнее отозвался герцог, — простите, если я глупо себя веду. Просто желание отправиться в Париж так велико, что я не могу думать ни о чем другом.
— И тем не менее вы поспешили уехать оттуда? — допытывалась Корнелия.
— Мне хотелось привезти вас домой, — чистосердечно признался он.
— По крайней мере, это намерение было добрым.
— Добрым! — Он горько рассмеялся. — Пожалуйста, не думайте, что я не сознаю свои проступки по отношению к вам. Теперь я понимаю, последние несколько лет мое поведение достойно только презрения, но хуже всего была моя женитьба на вас, такой молодой и наивной. Да, Корнелия, я знаю, как низко пал, когда использовал вас, по вашим же словам, как прикрытие тайной связи. Прошлого уже не переделать, но я могу понять тяжесть моих прегрешений и просить за них прощения.
— А это… понимание, как вы говорите, пришло к вам потому, что вы полюбили? — спросила Корнелия.
— Потому что я встретил ту, которая заставила понять, что правильно, а что нет, только тем, что была сама собой, только тем, что была во многом воплощением чистоты и невинности. Она заставила меня увидеть прошлое в его истинном свете.
— А где же вы познакомились с таким… исключительным созданием? — с любопытством спросила Корнелия.
Она заметила, как он покраснел и прикусил губу, затем улыбка преобразила его лицо.
— Разве вам никогда не приходилось встречать людей, которые по своей природе не способны ни к чему дурному?
И неважно, где вы знакомитесь с ними, как они выглядят, что они делают или говорят, просто они излучают вокруг себя нечто, что говорит вам неоспоримо об их чистоте и совершенстве в истинном смысле этих слов. — Герцог глубоко вздохнул и, казалось, душевный подъем оставил его. — Именно это и заставляет меня опасаться.
— Опасаться? — спросила Корнелия.
— Что я не очень хорош для нее. — Он передернул плечами, словно отбрасывал прочь страх. — Но я не должен был вам этого говорить. Пожалуйста, постарайтесь понять меня и позвольте мне уйти.
— Я отвечу вам завтра, — сказала Корнелия, — а пока напишу ответ герцогине и сообщу, что мы ждем всех ее гостей, двадцать шесть человек, сегодня к нам на обед.
— Очень хорошо, я согласен, — ответил герцог.
Корнелия вышла из библиотеки не оглядываясь и прикрыла за собой дверь. Только оказавшись в коридоре, она схватилась на секунду за спинку стула, чтобы не упасть в обморок от охватившего ее восторга.
Герцог не подвел. Значит, это правда, и Рене была права — он на самом деле любит ее. Она почувствовала, как нахлынули радость и счастье, и от этого чуда хотелось плакать. Спустя много времени, как ей показалось, она уже сидела за письменным столом в утреннем кабинете и писала ответ герцогине.
После этого она послала за шеф-поваром, сообщила ему, что за обеденным столом соберутся двадцать восемь человек, и выбрала все самые любимые блюда герцога. За всеми хлопотами она вдруг подумала, как напугали бы ее эти обязанности еще месяц тому назад. Теперь же все переменилось. Счастье придало ей сил и смелости преодолеть любую трудность.
Герцога она больше не видела. Во время второго завтрака дворецкий принес ей записку, в которой его светлость извинялся за свое отсутствие и сообщал, что уехал осмотреть дальние фермы поместья. Корнелия сказала самой себе, что он прощается с Котильоном, полагая, что видит его в последний раз.
Как бы сильно он ни любил Дезире, прощание будет тяжелым, ведь Котильон так много значил для него, был частью его жизни и покинуть этот дом было так же болезненно, как ампутировать руку или ногу.
Не появился герцог и за чайным столом, время близилось к вечеру и, проверив цветы, присланные садовниками для большой гостиной, Корнелия отправилась к себе наверх.
Ее ждала Вайолет. Корнелия обняла горничную и поцеловала ее в щеку. Затем она сняла темные очки и положила их в руку девушки.
— Выбрось их, Вайолет. Разбей их, закопай, чтоб я их никогда больше не видела. И наряды из моего гардероба тоже. Упакуй их и отошли в приют. Должен же быть какой-нибудь, где заботятся о бедных актрисах. Я хочу, чтобы вещи отправились туда.
— Ваша светлость! Все хорошо?
— Будет все хорошо, Вайолет.
Глаза Корнелии сияли, когда она повернулась к зеркалу.
После недолгих раздумий она выбрала платье из зеленого шифона, которое было на ней в тот вечер, когда герцог впервые ее поцеловал. В этом плотно облегающем наряде она выглядела воздушной и совсем юной. В этот вечер она смогла надеть собственные украшения: на шее у нее блестело бриллиантовое колье, а в ушах длинные серьги — свадебный подарок Эмили.
— Вы не наденете диадему, ваша светлость? — спросила Вайолет.
Корнелия покачала головой.
— Нет, это не официальный прием, хотя на нем и будут присутствовать их величества. Я хочу, чтобы ты причесала меня, как в последний вечер в Париже, только я потеряла бриллиантовые заколки.
— У вас есть другие, ваша светлость, из гарнитура с диадемой, — сказала Вайолет. — Разве вы не знали?
Горничная подняла бархатную подставочку с установленной на ней диадемой в шкатулке с гербом, и Корнелия увидела, что на дне лежат шесть больших заколок с драгоценными камнями. Они были гораздо больше тех, что она купила в Париже, и когда Вайолет приколола их к волосам, они засияли и засверкали, как звезды, на фоне темных тугих локонов.
