– Нет, отче, не успели, утек. Княжича спасали.
– Плохо дело, – огорчился Симеон. – Медведь кровь почуял, теперича людей морить будет, дома разорять. Ну ладно. Везите княжича, да не дюже шибко. А с медведем я разберусь.
– Благодарствую, отче, – с трудом прошептал княжич. – Жить буду – век не забуду. Вернусь, дарами отблагодарю.
Когда телега исчезла в густых зарослях и скрип колес совсем не стал слышен, Симеон подпер дверь толстым бревном, достал рогатину и, взвалив ее на плечо, удалился в чащу леса. Недолго пришлось ему бродить по лесу. Рядом в кустах послышался треск ломающихся сучьев, и на поляну вышел огромный черный медведь. Став на задние лапы, он в развалку пошел на Симеона. Поплевав на руки, отшельник ухватил рогатину и было замахнулся, но вместо медведя возник Азазель и погрозил пальцем.
И снова замелькали, как в калейдоскопе, разные страны и события, пока не послышался рев боевых слонов, на спинах которых в кибитках сидели индусы лучники. Погонщики гнали слонов в атаку на когорту македонян. – Куда тебя понесло?! – послышался голос Азазеля. – Тебя там никогда не было.
И опять замелькал калейдоскоп времени, пока не послышался перезвон колоколов. Звон колоколов благовестил к вечерне, спугнул стаи ворон с крыш теремов и крестов храмов. На колокольне звонил сам царь, Иван Васильевич, высокий, стройный, в парчовой одежде с непокрытой головой. Рядом стоял рыжий Малюта Скуратов, мрачно зыркающий по сторонам из-под нахмуренных бровей.
В полумраке келейной библиотеки, за крепким дубовым столом, с пером в руке сидел молодой дьячок, Симеон, и усердно писал. Закончив очередную фразу, он почесал пером за ухом и посмотрел на диктующего. У полуоткрытого окошка, украшенного изразцами, стоял протопоп Сильвестр и задумчиво смотрел, как в багрянце огромный солнечный диск медленно скатывался за горизонт. Вечерело. Суета в Государевом дворе Александровой Слободы затихала, и только издалека доносились шумные излияния пьянствующих опричников и иногда проскакивал в сторону Москвы царский гонец.
– Темно, запали свечу, – приказал он дьяку.
Тот взял лучинку, подошел к лампадке, висевшей в красном углу под иконой, запалил ее и перенес огонь на толстую восковую свечу.
– На чем мы остановились? – спросил протопоп, не отходя от окна.
– Возлюби Господа Бога твоего всею душею своею… – зачитал Симеон.
– И со всею твердостью духа своего, – продолжал диктовать протопоп, – и стремись делом своим, привычками, нравами угодить Богу.
Низко наклонившись к свитку, Симеон старательно выводил букву за буквой, периодически обмакивая перо в склянку с чернилами.
– Притом возлюби ближних твоих, по образу божьему созданных, то есть всякого христианина, – продолжал протопоп, стоя у окна и вглядываясь в ярко освещенные окошки царской светлицы.
Беспокойные мысли в последнее время терзали душу Сильвестра. Он чувствовал, как изменилось к нему отношение царя. В начале нынешнего года Иван тяжело заболел и позаботился назначить себе наследником маленького сына Дмитрия. Но тут заявил свои права на московский престол двоюродный брат царя, Владимир Андреевич Старицкий, и большинство бояр примкнули к нему. При принятии присяги Дмитрию, Сильвестр по уговору с Адашевым не отказались принести присягу царевичу, но сохранили политический нейтралитет, не вмешиваясь в страстные споры. Иван выздоровел, но не забыл происшедшего.
– К вам Алексей Адашев, – войдя в келью, сообщил служка.
Ничего не сказав, Сильвестр вышел из кельи, крепко захлопнув дверь.
Симеон встал, потянулся, разминая затекшие от долгого сидения конечности.
Раздался благовест. Симеон подошел к растворенному окошку и выглянул на площадь. Вся Слобода пришла в движение. Опричники, услышав знакомый звон, на бегу надевали черные рясы поверх богатых кафтанов, а головы накрывали высокими шлыками. Множество блуждающих огней образовало длинную цепь от царского дворца к храму. Впереди шел царь – он был игуменом, за ним шли Вяземский, келарь, и Скуратов, пономарь. Царь усердно молился, бил себя в грудь и, рыдая, громко причитал:
– Боже, помилуй меня грешного. Помилуй меня, смердящего пса, живущего в пьянстве, блуде, убийстве, разбое. Упокой, Господи, безвинно погибших от рук моих.
Незаметно вошедший Сильвестр захлопнул ставенку перед самым носом Симеона.
– Продолжим писание, ибо это будет книга, глаголемая «Домострой», иметь себе вещи зело полезные, поучение и наказание всякому христианину.
Симеон сел за стол, макнул перо в чернила и приготовился писать.
– Страх Божий всегда носи в своем сердце и любовь нелицемерную и всегда помни о смерти, – протопоп тревожно заходил по келье. – Всегда соблюдай волю Божью и живи по заповеди его. Сказал Господь: «На чем тебя застану, по тому и сужу».
Сильвестр подошел к окну и открыл ставенку. Полная луна еще пробивалась сквозь густые тучи. Порывы ветра трепали макушки деревьев, предвещая надвигающуюся грозу.
– Уйду в монастырь, – сказал он кому-то в окно. – Негоже, ой как негоже.
Черная туча закрыла луну и разразилась громовым ударом.
Сильвестр закрыл ставенку, подошел к Симеону, тот встал и поклонился.
– Всякому христианину следует быть готовым к встрече с Господом, – сказал протопоп, положив руки на плечи Симеону, – жить добрыми делами, в покаянии и чистоте. Возьми на память четки, освященные митрополитом Макарием. Храни их. Теперь это твой путь – служение миру в освобождении его от зла и страданий, – благословил крестным знамением. – Ступай. Храни тебя Бог, а я буду молиться.
Небо словно разрывалось от грома и молний.
Крупные капли дождя падали на горячие каменные плиты, пузырились и превращались в пар. Симеон пересек площадь и за воротами Государева двора на торговой площади увидел множество виселиц и несколько срубов с плахами, окрашенных черной краской. Ударила молния и осветила стаи ворон, клевавших трупы истерзанных, обезглавленных тел и трупы, висящие на виселицах. Сорвавшийся с неба поток воды омывал искалеченные тела и тек красными реками в вырытые для захоронения траншеи. Ветер раскачивал, всполохи молний освещали мученические лица повешенных. Резкий порыв ветра сбросил к ногам Симеона отрубленную голову. С застывшей улыбкой открытые глаза вопрошающе смотрели на обезумевшего от ужаса Симеона. Все вокруг стало расплываться, мир перевернулся, и сознание покинуло молодое тело.
Очнувшись, Сема увидел, что лежит в поле на траве, недалеко от приюта. Дождь перестал, на чистом небе светила огромная чистая луна в окружении мириадов мигающих звезд. Стояла свежая, звонкая тишина. Сема поднялся и, что-то вспомнив, быстро пошел в сторону приюта. Пройдя двор и никого не встретив в коридоре, поднялся в свою комнату. Не зажигая свет, стал вытаскивать вещи, ощупывая каждую, внимательно проверяя карманы. Наконец, он обнаружил старинную, маленькую металлическую коробочку, слегка покрытую ржавчиной. Попытался открыть – не получилось. Он стал искать, чем поддеть крышку. Ничего не найдя, отчаявшись, он в сердцах бросил коробочку на стол, и от удара крышка открылась. На дне лежали хорошо сохранившиеся деревянные четки. Сема осторожно вытащил их из коробки и нежно прижал к груди.
