– Есть. Но их превзошли числом. Я просто помог.
– И это все?
– Да.
– Мы тебя по утрам уже давно не видим.
Патрик смотрит прямо перед собой и делает вид, что ничего не слышал. Кейти Перри поет «Roar» на Кисс 108. Окна запотевают. Хантингтон сжигает тонны калорий и, таким образом, выделяет много тепла. Джо теперь затуманивает стекла любой машины, в какую ни сядет. Патрик включает дворники и переводит обдув на «сильный». Шум потока воздуха и Кейти Перри заполняют машину. Джо чувствует, как проваливается обратно в уютную лежанку молчания, как разговор сходит на нет. Надо сопротивляться и продолжать говорить, иначе он снова окажется у подножия холма, и ему придется катить вверх еще один валун.
– Где ты ночуешь? – напрямик спрашивает Джо.
– То здесь, то там.
– У тебя девушка?
– Да нет.
– Тогда где ты спишь?
– Чаще всего у одной девчонки.
– И эта девчонка тебе не девушка.
Патрик пожимает плечами.
– В общем, нет.
Джо качает головой.
– Ты употребляешь?
– Что?
– Наркотики принимаешь?
– Господи, пап. Нет.
– Не вешай мне лапшу, Пат.
– Не принимаю. Просто выпиваю с друзьями после работы. Ничего особенного.
– Держись от этой дряни подальше, Пат. Я серьезно.
– Не надо мне лекции читать, пап. Я не принимаю наркотики.
– Твоей бедной матери и так есть из-за чего волноваться.
– Обо мне не надо. У меня все хорошо.
Дворники и обдув ничего толком не меняют. Патрик тянется вперед и протирает ветровое стекло рукой, оставляя на стекле сложную паутину мокрых следов от пальцев среди тумана. Джо смотрит, как Патрик ведет машину, пытаясь понять, верит ли сыну. Его не поймешь. Даже когда Патрик сидит рядом, на расстоянии вытянутой руки, Джо кажется, что тот за много миль от него. И продолжает убегать.
Джо его, в общем, не винит. Этому молодому человеку есть от чего бежать: от невозможной правды о том, что случится с его отцом, братом и Меган; от пятидесяти процентов вероятности, что так будет и с ним, Кейти и малышом Джозефом; от того, что по-настоящему не чувствует ничего к девушке, с которой спит; от того, что превратил свою невинную жизнь в изрядный кошмар; от того, что ни к кому ничего по-настоящему не чувствует.
– Вон, вон там, – говорит Джо, указывая вперед. – Приехали.
Патрик паркуется и выходит из машины. Приехали. Патрик стоит перед машиной, засунув руки в карманы, нерезкий за мокрым запотевшим ветровым стеклом, и смотрит. Джо обнимает Джеса, целует его в тусклую спутанную шерсть на голове, жалея, что нельзя заняться чем-то еще перед последним делом. Он бережно заворачивает хрупкое тельце Джеса в зеленое флисовое одеяльце. Подносит указательный палец к запотевшему стеклу пассажирской двери и пишет.
«Здесь был Джес».
Потом еще раз целует Джеса и открывает дверь.
Вернувшись домой, Джо сидит в гостиной, в своем кресле и пьет пятую бутылку пива, его голова уже слегка гудит. Лежанка Джеса пуста, но там, где он обычно спал, ткань немного выцвела и как-то дико, что пса там больше нет. Больше нет. Вот так вот. Джо прижимает к глазам рукав рубашки, промокая слезы.
Он смотрит вечерние новости. Как раз середина спортивного блока, рассказывают о досадном проигрыше «Брюинз» в игре с «Канукс» прошлым вечером, и тут включается Стейси О’Хара с экстренными новостями.
«Около пяти часов вечера неизвестный белый мужчина с черным рюкзаком зашел в вестибюль реабилитационного медицинского центра Сполдинга в Чарлстауне; рюкзак был изъят, оказалось, что в нем находилось полностью заряженное полуавтоматическое оружие. Неизвестный выпустил несколько очередей из другого оружия, которое было спрятано у него под пальто, прежде чем его схватили и задержали. Ранен один офицер полиции Бостона. Мотивы стрелка не выяснены. Офицер доставлен в центральную больницу Массачусетса. О его состоянии пока не сообщают. Мы будем держать вас в курсе событий».
Вялый мозг Джо пронзает электрический разряд. Он пишет эсэмэску Томми, потом Донни. Смотрит на свой телефон, и сердце его бьется в глотке. Ждать приходится вечность. Он вспоминает всех. Роузи и Колин наверху с малышом. Но вдруг Колин сегодня заскочила на работу, чтобы похвастаться коллегам малышом Джозефом? Джо пишет Колин.
«Ты где?»
Потом пишет Роузи.
«Ты где?»
Новости продолжаются, начинается прогноз погоды. Уроды. На улице холодно. Всё. Возвращайтесь к Сполдингу. Какой офицер? В каком он состоянии?
Внимание Джо переключается между синей картой Массачусетса на экране телевизора и экранчиком его телефона – ни тот ни другой не сообщают ничего, мать его, полезного. «Офицер пострадал». В голове Джо звучат эти два слова по рации, от которых останавливается сердце, но это слуховая память о другом дне. «Офицер пострадал». Джо должен был быть там. Должен был быть там, а не сидеть в кресле в гостиной во вчерашней футболке и трениках, не быть пассивным свидетелем последствий случившегося по телевизору. Трата кислорода впустую.
Телефон Джо звякает. Эсэмэска от Колин.
«Мы наверху. Роузи и Джоуи придремали».
Джо пишет ответ.
«ОК. Спс».
Телефон Джо снова звякает. Это Томми.
«Я норм. Шон ранен в живот. В хирургии в ЦБ».
Твою мать. Джо швыряет телефон через всю комнату, сшибая со столика фарфорового ангела. Ангел падает на пол и лишается головы. Взгляд Джо перемещается с его тела влево и упирается в пустой матрасик Джеса. И тут чаша переполняется. Разбитый ангел Роузи, их мертвая собака, его раненый сослуживец, который борется за жизнь, Джо, сидящий в гостиной, Джо, который ни черта не может поделать ни с чем из этого.
Он встает и идет в кухню. Замирает перед мисками Джеса на полу, все еще полными воды и еды. Надо их освободить и помыть, а потом что? Выбросить? Джо так не может.
Он оборачивается и видит остатки стены, отделяющей кухню от бывшей комнаты девочек. Три дня назад он начал переделку, как раз в тот день, когда Джес перестал ходить. Сперва ему показалось, что заменить одну работу другой – хорошее решение, но почти сразу он понял, что рвение его угасло, и обосновался в кресле перед телевизором, без сопротивления согласившись именно на ту жизнь, которая его страшила. Так что стена частично снесена, и Роузи каждый раз, проходя в кухню или из нее, злится, издеваясь над Джо и за завтраком, и за ужином.
Он смотрит на разрушенную стену, отворачиваясь от телевизора и внезапного, такого ощутимого отсутствия Джеса, и чувствует, как внутри него просыпается знакомая первобытная ярость, тянется к нему длинными косматыми руками. Ярость сжимает кулаки, угрожая этому белому идиоту, решившему пострелять невинных людей, хороших людей, которые посвятили жизнь лечению других, таких людей, как его невестка, мать его внука. Они могли бы оказаться там.
