— Вы взяли его кошелек?
— Там было всего несколько долларов и тот клочок бумаги с вашим именем. Я сунул их в карман, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь еще увидел. Позже тем же вечером, когда Слон высадил нас, Ди сказал мне, что никто его не трогал. Он просто был зол на Слона, потому что тот заставлял его работать в школьном дворе. Он выбросил свою выручку и марихуану в канализацию. Тот человек погиб ни за что. Вот так я оставил при себе вырезку из газеты с вашим именем — для напоминания. Я тогда не знал, кто вы такой. Потом, когда оказался на улице, стал продавать старые книги и журналы по пять центов или даже дешевле. Иногда я читал мои журналы. Знаете, я умею читать, — он разволновался, — я хороший читатель.
Сестра Маргарет обогнула меня и стала гладить Тайрона Брайсона по лицу, но не смогла его утешить.
— Я никогда никого не убивал. Я хочу, чтобы вы это знали. Я никогда никого не убивал. Вам надо сказать семье этого человека, что я ничего не мог для него сделать. Я ведь был мальчишкой.
— Я из семьи этого человека, Тайрон. Я женат на его сестре, — сказал я, нащупывая бумажник. — Посмотрите, вот его сестра Кэти. А это наша дочь, Сара. Она немного похожа на Патрика.
Брайсон успокоился.
— Красивая девочка.
— Спасибо, Тайрон. Сегодня ее день рождения. И спасибо вам, что рассказали мне о Патрике. Теперь у многих людей — в том числе у меня — станет спокойнее на душе.
Казалось, все его тело расслабилось, он отвел взгляд и отпустил наконец мою руку. Я спросил, не запомнил ли он, где Слон похоронил Патрика. Он сказал, что помнит, и описал это место. Чувствуя, что мы закончили, сестра Маргарет слегка толкнула меня в плечо. Через несколько минут она вышла ко мне в холл. Я спросил, не умер ли Тайрон.
— Нет, мистер Прейгер, не драматизируйте. Надеюсь, сняв груз с души, он подпитался энергией, но не думаю, что он дотянет до завтрашнего утра. Рак не столь великодушен, как Господь.
— Я бы хотел оплатить похороны, если согласится епархия, сестра.
— Думаю, мы сможем это уладить. Вы очень добры.
— На самом деле не очень, — признался я. — Понимаете, тот груз, который Тайрон носил в душе все это время, он давил и на меня. Тайрон Брайсон спас не только себя, но и меня. Это самое меньшее, что я могу для него сделать.
— И все-таки это очень милосердный поступок, — сказала Маргарет, беря мою руку.
— Я лучше пойду, сестра Маргарет, у меня появилось много дел. Вы позвоните мне насчет похорон?
— Конечно.
— Спасибо, сестра. — Я поцеловал ей руку. — Спасибо, что вызвали меня сюда.
— Думаю, вы преувеличиваете мою роль. Вам было предназначено оказаться здесь.
Я направился к дверям, но, повернув назад, окликнул сестру Маргарет:
— Если Патрик там, где указал мистер Брайсон, вы согласитесь прийти на похороны? Я хочу, чтобы семья познакомилась с вами.
— Только попробуйте не позвать меня!
Взглянув на звезды в свободном и здоровом мире, я вспомнил, что наш школьный учитель физики любил говорить: «Путешествие во времени возможно, что бы об этом ни говорили. Когда вы смотрите на звезды, вы видите прошлое». Когда я подошел к двери машины, мне показалось, будто я что-то забыл. Моя трость, подумал я. Но нет, я не пользовался ею почти двадцать лет. И тут я сообразил, что это было путешествие во времени.
Двадцать лет спустя
Как бы я мог рассказать обо всем этом Кэти? «Твой брат тогда не пропал, пропал он сейчас. Да, кстати, он был геем, а его отец, которого ты любишь, — изувер и человеконенавистник, он предлагал Патрику свести счеты с жизнью».
Иногда я чувствовал то же, что должен был чувствовать Рико в тот день в ресторане «Вилла Конте»: попытка оправдаться, обрывки фраз, мольбы о прощении застревали у меня в горле. Вина за соучастие давила на меня. Несколько месяцев спустя после тех событий доктор велел мне выбросить трость, и тогда же я убедил себя, что навсегда изгнал призрак Патрика.
Я обманывался насчет многих вещей, и только любовь к Кэти была несомненна. В тот вечер, когда мы ходили на «Кордебалет», я сделал ей предложение. За несколько недель до этого Мириам и Синди, растолстевшая из-за беременности, помогли мне выбрать кольцо. Я заранее договорился с барменом «Радужного зала». Когда я подал ему знак, он вскрикнул от боли.
— Что с вами? — поинтересовался я, прикидываясь невинной овцой.
— Ничего, все в порядке. — Бармен действовал в соответствии со сценарием. — Кажется, я порезался, что-то было во льду. Боже, — воскликнул он, — взгляните-ка на это!
— Дайте посмотреть, — попросила Кэти, попавшись на удочку.
Бармен протянул ей кольцо.
— Это тебе, — сказал я. — Если захочешь.
Без всякого давления с моей стороны Кэти решила перейти в иудаизм. Я сказал, что она сошла с ума и что это садомазохизм — ее же многие возненавидят. Она ответила, что Бог пренебрег ею, когда она была католичкой. Бог тут, конечно, ни при чем, но Кэти настаивала. Я был счастлив — из-за родителей.
— Знаешь, — предостерег я, — за это не раздают пироги и плюшки. В прежние времена кое-где тебя «удостоили» бы желтой шестиконечной звезды и номера на руке.
Тем не менее она это сделала, вот только не хватило времени завершить процедуру до свадьбы.
Мы поженились в часовне ООН в конце июля 78 года. Служил священник, не принадлежавший ни к одной из официальных конгрегации — только ООН могла устроить бракосочетание еврея и католички, новообращенной в иудаизм. Как любил говорить мой дед, пусть это будет их самая большая головная боль. Арон выступал в роли моего шафера, а старая подруга Кэти, Сью, была подружкой невесты. Исполнилось заветное желание моего зятя Ронни — он шел в паре с Мисти. Мириам и Коста стали «инь» и дополнили их «ян».
Беременность Синди проходила не безоблачно, и она сидела в первом ряду вместе с детьми — в качестве моральной поддержки. Мы устроили прием в итальянском ресторане в Бруклине. Было много красного соуса, лазаньи и дешевого красного вина.
Гостей было по счету. Пришли Ники и Пит Парсон, несколько моих приятелей — бывших сослуживцев и парочка родственников. Родители Кэти тоже пришли, хотя ее мать не слишком радовалась смене вероисповедания дочери. Наверное, трагедия заставила ее обеими руками держаться за то, что осталось. Она была добра со мной и моей семьей до самой своей смерти. Фрэнсис Малоуни оставался безупречно вежливым со мной при дочери, но от его улыбки я чувствовал себя неуютно. Даже в те времена, когда обстоятельства сталкивали нас нос к носу, он никогда не проявлял своей обычной грубости, ни разу он не спросил меня, почему не вернулся Патрик, но временами интересовался, верю ли я в привидения. Понадобилось много лет, чтобы я понял, почему Малоуни так улыбался и с какого такого перепугу вдруг заинтересовался потусторонним миром.
