Я больше никогда в жизни не пойду в Метрополитен. Слишком много воспоминаний. И буду скучать по бедняжке миссис Эриксон, которой я оставила прощальную записку, так как она уехала на праздники в Канкун и даже не знала, что я съезжаю. Я постояла перед ренуаровской девочкой и пожелала ей никогда не тускнеть. Надеюсь, новая подружка Люка, кем бы она ни была, тоже полюбит ее.
— Уверена, — говорю я Чазу.
— Тогда мне нужно поскорей перегнать машину, — сообщает он. — Не хотелось бы искать место для парковки.
— Ладно, — соглашаюсь я. Я и забыла, что сейчас канун Нового года и через несколько часов мне нужно идти на свадьбу Джилл. Вдруг меня осеняет. — Кстати, а что ты делаешь сегодня вечером? Люк еще не приехал, а Шери теперь живет у Пат. У тебя уже есть какие-то планы?
— В «Хониз» планируется вечеринка, — пожимает плечами Чаз. — Я собирался двинуть туда.
— Ты собираешься встретить Новый год в караоке-баре с иностранцами? — не могу я скрыть своего недоумения.
— Они не иностранцы, — обижается Чаз. — Разве тот карлик, который всегда кланяется, иностранец? А барменша, которая вечно орет на своего парня? Эти люди стали мне семьей. Как бы их там ни звали.
Я хватаю его за руку:
— Чаз, у тебя есть смокинг?
И вот девять часов спустя я под руку с Чазом стою в парадном зале отеля «Плаза» (теперь он называется «Кондоминиум класса люкс Плаза») с бокалом шампанского в одной руке и сумочкой-кошельком, которая дополняет мое вечернее платье пятидесятых годов от Жака Фата — в другой, а Джилл, взгромоздившись на крышку парадного рояля, собирается бросать букет.
— Сюда, — говорит мне Чаз. — Дай я подержу твою сумку. Лучше встань сюда.
— О, — тяну я. Увидев собственными глазами, что платье на Джилл сидит прекрасно (это на самом деде так), что у ее свекрови при виде такого великолепия глаза вылезли из орбит (так оно и было), я уже подумывала смыться с приема. Странно присутствовать на свадьбе, где единственными знакомыми тебе людьми являются невеста с женихом, у которых в этот хлопотный день есть время только на то, чтобы пообщаться с семьей. Но Чаз заявил, что ни за что в жизни не уйдет отсюда раньше полуночи. («Яне для того вырядился, чтобы посреди ночи переодеваться в джинсы»), и, по правде говоря, он прав. Друзья Джилл из зоопарка истерически хохотали и веселились настолько же безрассудно, насколько рассудочной в данный момент была я. Друзья Джона, вопреки моим опасениям, оказались не такими уж и снобами, даже наоборот. Единственными человеком, которому мероприятие не доставляло никакого удовольствия, была мама Джона, но это, по всей видимости, не имело никакого отношения к тому, что Анна Винтур назвала платье Джилл «прелестным».
Прелестным. Главный редактор журнала «Вог» так отозвалась о том, что сделала или, вернее, переделала я.
Но это не было для меня сюрпризом, потому что я тоже считала его прелестным.
В любом случае мне было очевидно, что пресса больше не станет обзывать Джилл «Плаксой», и это сильно расстроило ее свекровь… настолько сильно, что она сидела за главным столом, подперев голову рукой, и то и дело гоняла услужливых официантов за ледяной водой и аспирином.
— Слушайте все! — кричит Джилл с крышки рояля. — Приготовились! Тот, кто поймает букет, будет следующим!
— Вперед, — подталкивает меня Чаз. — Твоя сумка у меня.
— Только не потеряй, — предупреждаю я. — Там все мои иголки и швейные принадлежности на всякий пожарный случай.
— Ты похожа на няньку, — смеется Чаз. — Не потеряю, не волнуйся. Ну, иди же!
Я спешу к роялю, где столпились подружки невесты и ее приятельницы из зоопарка, думая про себя, что для человека, никогда не вылезающего из джинсов и бейсболки, Чаз выглядит очаровательно. У меня даже замерло сердце, когда я открыла дверь и увидела его на моем пороге в «обезьяньем прикиде».
И я снова думаю, что абсолютно все мужчины хорошо смотрятся в смокингах.
— Ладно, — говорит Джилл. — Сейчас я повернусь к вам спиной, так будет честно, и кину его.
Я протискиваюсь в толпу и тут вижу, что Джилл меня заметила. Перед тем как повернуться, она улыбается и подмигивает. Что это значит?
— Раз, — начинает считать Джилл.
— Мне! — орет женщина, стоящая рядом. Я узнаю коллегу Джилл по зоопарку. — КИДАЙ МНЕ!
— Два, — продолжает Джилл.
— Нет, мне! — кричит другая девушка в нарядном, но агрессивно ярком сатиновом брючном костюме.
— Три! — говорит Джилл.
И букет из ирисов и лилий взлетает в воздух. На мгновение он зависает на фоне подсвеченного золотистым светом потолка. Я поднимаю на всякий случай руки — мне никогда в жизни не удавалось поймать на лету мяч, — и букет падает точнехонько в них.
— Вот это да, — говорит Чаз, когда я чуть позже с торжествующим видом подхожу к нему, чтобы показать трофей. — Если бы Люк тебя с этим увидел, он, вполне возможно, и сдался бы.
— Смотрите, манхэттенские бакалавры! — воплю я. — Я буду следующей!
— Ты напилась, — довольно улыбается Чаз.
— Не напилась, — я сдуваю прядь со своего лица, — а просто радуюсь жизни.
— Десять, — хором начинают скандировать в зале, — девять, восемь.
— О! — кричу я. — Новый год! Я совсем забыла про Новый год!
— Семь, — присоединяется к остальным Чаз, — шесть!
— Пять! — ору я. Чаз прав. Я напилась. Что тоже прелестно. — Четыре! Три! Два! С Новым годом!
Те, кто со всеми этими свадебными хлопотами не забыл принести с собой новогодние дудочки, оглушительно гудят. Оркестр играет «Джингл Белле». Из сетки, подвешенной к потолку, медленно, как снежинки, падают сотни белых шаров, образуя на полу почти настоящие сугробы.
Чаз тянется ко мне, я тянусь к нему, и ровно в полночь мы начинаем целоваться.
Как правильно выбрать свадебное платье.
Краткая инструкция от Лиззи Николс
Даю вам универсальный рецепт от утреннего похмелья после свадебного приема:
Налейте в высокий стакан 5 унций томатного сока. Выжмите туда немного лимонного сока и плесните немного вустерширского соуса, потом добавьте 2–3 капли соуса «табаско», молотый перец, соль. Если вы по натуре авантюристка, можете добавить немного хрена. Положите в стакан лед, украсьте тарелку, на которой стоит стакан, несколькими палочками стеблей сельдерея и цедрой лимона.
Долейте в стакан 1,5 унции водки и наслаждайтесь.
Глава 27
Слухи распространяются быстро, но никогда не живут так долго, как правда.
Уилл Роджерс (1879–1935), американский актер и юморист
Я просыпаюсь от стука в дверь.
Сначала я решаю, что это стучит в моей голове.
