— Я не могу ничего для вас сделать.
— Вы пишете путеводители. Хорошо знаете Пхукет. У вас есть связи.
— Да, — кивнул он. — Я пишу путеводители.
— Я прошу только, чтобы вы помогли мне найти одного человека.
— Хорошо, — согласился Майлз. — Но ваш друг должен немедленно сдаться полиции. Иначе он сделает себе только хуже.
— Я ищу не Ника, а его жену.
— Как ее зовут?
Секунду я просто смотрел на него, а потом ответил:
— Линдси. Ее зовут Линдси.
Проходя через дом, я увидел, как девушка скользит в приглушенном свете со стопкой свежего постельного белья в руках, бесшумно ступая по темно–золотистому деревянному полу.
В полуденном зное я шел мимо больших домов, которые построили более века тому назад китайцы, разбогатевшие на торговле оловом и каучуком.
Кроме меня, на улице никого не было. И туристы, и сами тайцы, если у них нет китайских кровей, редко посещают старый китайский квартал Пхукет–тауна, так что в тот день он принадлежал мне одному. В липнущей к телу футболке я шел по улицам Тханон — Тхаланг, Тханон — Дибук и Тханон — Романи мимо особняков с закрытыми ставнями, которые, казалось, спали за черными кованными оградами. Кремовые, желтые, голубые, дома так хорошо сохранились, что большинство выглядело новыми. Я смотрел на них, и мне чудилось, будто на балконы вот–вот выйдут построившие их суровые предприимчивые китайцы.
Я свернул в боковую улочку и почувствовал жар огня еще прежде, чем его увидел. Старая китаянка жгла в печке ритуальные деньги, чтобы обеспечить себе благополучный переход в загробный мир. Мне пришлось вжаться в стену, чтобы протиснуться мимо нее, но она даже не шелохнулась, а так и продолжала подкладывать деньги в огонь, словно один из нас уже призрак.
Неподалеку от той же улочки стоял храм. Один раз господин Ботен приводил меня сюда. Он объяснил мне, что на тайских указателях храм называется Кваним — Тенг, однако его настоящее, то есть китайское имя — Пужао, а посвящен он Гуаньинь, даосскому божеству милосердия.
Внутри курились благовония, в больших каменных сосудах горели ритуальные деньги. Меня тут же окутало густое облако дыма. Дым не давал дышать и одурманивал мозг; в сочетании с бесчисленными священными статуэтками эффект получался прямо–таки галлюциногенный, поэтому сначала я решил, что он мне просто привиделся. Но это был действительно Ник. Он неподвижно стоял рядом с пожилым китайцем, который гадал на бамбуковых палочках.
Ник посмотрел на меня и слабо улыбнулся:
— Не думал, что меня здесь найдут.
— Я вошел сюда наугад.
От священного дыма у нас обоих слезились глаза.
— Господи, какой же я дурак… — проговорил он.
— Не такой уж и дурак, — возразил я. — Могло быть хуже.
Он горько рассмеялся.
— Ты не сбежал, — добавил я, дотрагиваясь до его руки. — Не попытался перейти границу.
— Я думал об этом — на полном серьезе, Том! Но так и не определился между Лаосом, Камбоджой и Бирмой. В Малайзии меня точно арестовали бы, в Хитроу тоже. Я даже руки хотел на себя наложить. — Он рассмеялся. — Не смог выбрать, что лучше: наглотаться таблеток или броситься под тук–тук. А потом я понял, что не могу ни сбежать, ни покончить с собой, потому что люблю свою жену.
Ник задохнулся от горя и любви и замолчал, а затем поднял горсть бамбуковых палочек.
— Ты знаешь, как ими пользоваться? — спросил он.
— Их нужно встряхнуть и посмотреть, какой номер выпадет, потом зайти в соседнюю комнату и прочитать предсказание. Только вряд ли оно написано по–английски.
Ник слегка встряхнул палочки.
— Думаешь, стоит попробовать? — спросил он с вымученной улыбкой. — Стоит узнать, что готовит мне судьба?
— Ник, я нашел ее. Нашел Кай.
Он смотрел на меня и ждал, все еще сжимая в руке палочки.
— Она в заведении для богатых тайцев, — продолжил я. — Иностранцев туда не пускают.
Ник бросил палочки на пол.
— Я иду. Скажи мне адрес.
— Ник…
— Что?
— Это нехорошее место.
— Какая разница? — сердито спросил он. — Какая, черт побери, разница? Или ты думаешь, это что–то меняет?
Благовонный дым щипал мне глаза, наполнял горло и легкие.
— Нет, — ответил я, — совершенно ничего не меняет.
31Не снимая левой руки с руля, я взглянул на часы: была практически полночь. За спиной у меня слышалось дыхание Ника. Мы оба смотрели на дом.
— Почти пора, — сказал я.
Мы находились на тихой жилой улице в старой части города. Она вела между двумя рядами одинаковых зданий — так называемых китайских домов–лавок. Это были не огромные особняки за кованными оградами, а узкие длинные постройки, сплюснутые с боков и вытянутые назад. В таких селились когда–то семьи попроще — на первом этаже торговали, на втором жили. Большая часть улицы тонула в темноте. Только в одном старом китайском доме, который теперь числился среди самой дорогой недвижимости на острове, горели все окна.
— Думаю, ты понимаешь, что мы не можем просто взять и войти, — сказал я, не оборачиваясь. — Никто нас туда не пустит.
Молчание. Я повернулся к нему и заговорил резче:
— Ты меня слушаешь?
— Да, — тихо ответил Ник, не сводя глаз с ярко освещенного дома. — Я слушаю. Правда слушаю.
«Роял Энфилд» тронулся с места — легко и неторопливо. Ничем не примечательный мотоцикл, каких в городе сотни. Мы отправились на ночной рынок, расположенный на улице, которая ответвляется от дороги на Бхангнга.
Рынок работал в две смены. Я знал, что через несколько часов торговцы начнут раскладывать на прилавках свежие фрукты и овощи, а повара и их подручные придут, чтобы успеть затовариться в прохладные предрассветные сумерки. Потом откроются лавки, предлагающие суп и лапшу тем, кто рано встает или поздно ложится. Сейчас же рынок представлял собой одну большую барахолку, где прямо из кузовов продавали одежду, поделки, пиратские DVD-диски — словом, все, за что можно выручить парочку батов. Отовсюду гремела тайская поп–музыка.
— Откуда ты знаешь про это место? — спросил Ник.
— Тесс как–то заказывала здесь минеральную воду, — ответил я. — Когда мы только приехали.
Я припарковал «Роял Энфилд», и мы пошли бродить между прилавками. Минут через пять я нашел то, что искал — торговца, продающего безалкогольные напитки оптом. Должно быть, он скупил их по дешевке у обанкротившихся предприятий или подобрал груз, который свалился с тук–тука. Я попросил четыре упаковки минеральной воды, по шесть больших бутылок каждая.
