– Что же переменило тебя?
– Мой отец. Твой дед Артур регулярно навещал меня. Единственный из всех. Он простил меня и обещал, что остальные тоже со временем простят. Мама никогда так и не простила. Она пыталась, но… Столько жизней унесла та авария. Надо ведь посмотреть на все и с этой стороны. Я всех убила. Так что даже тюрьма – недостаточное для меня наказание.
Спасибо, дед Артур прислал мне денег, когда меня выпустили из тюрьмы; достаточно, чтобы я улетела в Лос-Анджелес и прошла там курс лечения.
– Я записалась в реабилитационную клинику. Встретила там этого сногсшибательного мужчину, Тейта. У нас начались близкие отношения. Какое-то время я жила у него. Он часто меня смешил. Когда нас призывали искать истинную духовность с помощью Бога или Высшей Силы, он говорил: «Почему Бога? Разве мы не обретем ее с помощью Джорджа Харрисона?» – Тетя Вив улыбается. – Он любил «Битлз». Мы ночи напролет танцевали под их песни.
Я спрашиваю ее про Высшую Силу.
– Я верю, что Бог посылает тебе людей, когда ты в этом нуждаешься. Тейт был таким подарком. Часто ты обнаруживаешь, что некоторые люди по какой-то причине появляются в твоей жизни. Иногда они остаются в ней, иногда находятся рядом недолго, чтобы помочь тебе найти свой путь. Я уверена, что должна быть сейчас здесь. – Она дотрагивается ладонью до моей щеки. – С тобой.
Я бужу Луи, вдыхаю запахи сна, теплого одеяла и молочной кожицы. Беру его на руки и понимаю, как сильно мне хочется оставаться чистой и жить полноценной жизнью. Ради тети Вив, Хьюго и, самое важное, ради моего мальчика. Он заслуживает, чтобы у него была мать, живущая ради него. А еще ради самой себя. Я несколько раз в своей жизни делала неудачный выбор.
– Я больше никогда тебя не предам, – обещаю я сыну и целую его в щечку.
Тетя Вив стоит в дверях и смотрит на нас.
– На, – говорю я и протягиваю ей Луи.
Она качает его, прижимая к себе.
– Вероятно, тебе больно каждый день, – говорю я, думая о ее утрате.
– Да, но я отгоревала свое сполна. Я должна жить сегодняшним днем. Есть такая замечательная памятка, – говорит она, подбрасывая уже совсем проснувшегося Луи.
– Та, что висит у тебя в спальне? В рамке?
Она кивает.
– Не знаю, кто ее автор, но я выучила ее наизусть.
Помни, есть только два дня в каждой неделе,
За которые тебе не нужно тревожиться.
Один из них – Вчера,
С его ошибками и заботами,
С его виной, промахами и болью.
Вчера ушло навсегда, оно вне твоего контроля.
Все деньги мира не вернут назад Вчера.
Второй день, за который не тревожься, – Завтра.
Завтра тоже вне твоего контроля.
Завтра солнце встанет либо в сиянии зари,
Либо за маской туч – но оно встанет.
Но до этого мы не участвуем в нем – оно еще не родилось.
Остается только один день…
Сегодня…
Всякий человек сумеет справиться с суетой одного дня,
Но когда мы добавляем проблемы вчерашние и завтрашние,
Мы рушимся под их тяжестью.
Сегодняшние тяготы не сводят людей с ума —
Их сводят горькие сожаления о том,
Что случилось вчера,
И ужас перед тем, что, возможно, принесет завтра.
41
Суббота. Утро. Мы с Луи готовим на завтрак оладьи. На Луи его маленький поварской колпак и фартук, и мне вспоминается квартира Бена и Эмили. После моей встречи с Мэтью прошла неделя, и я согласилась показать ему Луи. Я все время напоминаю себе, что тут нельзя торопиться. Главное – не переживать из-за того, что было вчера и не ждать ничего от завтра.
Луи уплетает оладьи, крупицы сахара прилипли к уголкам его рта.
– Луи, милый, я должна тебе что-то сказать…
– Мам, можно мне еще?
– Сейчас. Луи, твой отец позвонил мне.
Полная тишина на кухне, как будто кто-то выключил звук.
Я изображаю улыбку.
– Он хочет увидеться с тобой.
Луи обдумывает мои слова.
– Сегодня? Сейчас?
– Завтра. Я думаю, что мы вместе прогуляемся на Примроуз-Хилл. Как ты думаешь?
– Я покажу ему мою стомп-ракету. – Он сползает с табурета и мчится в свою спальню, забыв про оладьи.
Я вижу Мэтта издалека. Он стоит возле барельефа Уильяма Блейка. Выглядит стильно – джинсы, дорогие башмаки. В руке держит большую прямоугольную коробку, завернутую в бумагу и перевязанную широкой голубой лентой. Я стискиваю руку Луи и говорю:
– Вон он, сынок.
– Дядя с подарком? – Луи вырывает руку и мчится к нему.
Я смотрю, как Мэтт наклоняется и берет руку сына в свою.
– Какая у тебя хорошая куртка, дружище, – говорит он.
Сегодня я помогла Луи надеть его лучшие штаны «корд», голубую рубашку в клетку и куртку с камуфляжным рисунком. Я причесала его и убедилась, что его зубы сверкают чистотой. Потом накрасилась, хоть и говорила себе – зачем я пытаюсь произвести на него впечатление?
Сейчас я вижу, что Луи больше интересует подарок, чем отец.
– Верно, да, это тебе, – говорит Мэтт, когда я подхожу к ним. – Спасибо, – говорит он мне одними губами.
Тем временем Луи развязал ленту и жадно разрывает полосатую оберточную бумагу. Несколько детей останавливаются и наблюдают за ним, а их родители тянут их прочь.
– Это стант-скутер, – говорит Мэтью, помогая Луи открыть коробку. – Пожалуй, самый крутой двухколесный стант-скутер в этом месте!
– Ого-го! – Луи радостно прыгает – он в восторге от этой блестящей, серебристой штуковины на колесах. – Можно я прокачусь?
Я раздраженно смотрю. Такие скутеры дорогие. Это уж слишком, Мэтью решил покрасоваться и превратить Луи в такого, как он сам.
– Давай сейчас не будем, – говорю я. – Ты хотел показать Мэтью… э-э… – Я не могу заставить себя проговорить «твоему папе», – твою стомп-ракету.
– Ма-ам! Я хочу прокатиться на этом.
– Дружище, слушайся маму, – говорит Мэтт. – А скутер еще нужно наладить.
– И мы не захватили твой шлем, – добавляю я.
– Мы покатаемся на нем в следующий раз. Я дам тебе парочку уроков, как выполнять трюки. Уговор? – Он выставляет перед собой растопыренную пятерню.
– Уговор, – соглашается Луи, бьет по его руке и хихикает. – Ты хочешь поиграть со мной в стомп-ракету?
– Конечно. – Я отдаю Луи ракету и говорю, что нам нужно найти в парке малолюдное место. Луи и Мэтт шагают впереди, я тащусь следом со скутером и обрывками оберточной бумаги.
