— Какой, спрашиваешь? — засмеялся Семен Михайлович Трофимов. — Донской жеребец, других не держим!
— «Запорожец», что ли? — хозяин «десятки» с удивлением глядел на высокого худого Трофимова. — Как же вы в нем помещаетесь?
— Да привык уже за тридцать-то лет…
— Вашему «запору» тридцать лет? — изумленно переспросил водитель «Волги». — И до сих пор ездит? Да быть такого не может!
— Может, когда у мужика с руками все в порядке! — бойко ответила подвыпившая Прасковья Ивановна. — Как и у меня, между прочим.
— Ну, в этом-то никто не сомневается, — довольно пробормотал ее муж. — Руки у тебя точно золотые!
— Прасковья Ивановна, подождите, пожалуйста! — увидев, что супруги собираются уходить, Феликс вытащил бумажник.
— Это еще зачем? — нахмурился хозяин «донского жеребца».
— Так полагается, не спорьте, — сказала ему девушка в сарафане. — За ребеночка отец всегда должен выкуп платить.
— И вот это возьмите! — парень в шортах сунул в руки Трофимову несколько нераспечатанных бутылок водки. — А то мы тут все сопьемся.
— Вот только жаль, что на память не сфотографировались! — проворчала Прасковья Ивановна. — Ведь рассказать кому, так не поверят.
— Минуточку! — элегантная дама лет сорока из серебристой «мазды» направила на нее объектив «Олимпуса». — Поближе к папаше, пожалуйста…
«Параскева-повитуха» придвинулась к Калязину, и тот положил руку на ее плечо. При этом на глазах счастливого отца выступили слезы.
— Отлично! — воскликнула дама и щелкнула затвором. — А теперь на фоне джипа… Снято! Завтра фотографии будут готовы, позвоните мне, — она подала Прасковье Ивановне визитную карточку.
Шествие четы Трофимовых по мосту сопровождалось аплодисментами. Все уже знали, что эта женщина в спортивном костюме помогла Алене Калязиной разрешиться от бремени.
— Славный у нас народ, — глядя вслед удалявшейся паре, проговорила хозяйка «мазды».
— Только живется ему тяжело, — вздохнул долговязый владелец «десятки», с очевидным интересом посматривавший на даму. — Выпить за здоровье новорожденного не хотите?
— Пожалуй, — она подняла на него подведенные синим глаза.
От восторга долговязый покачнулся, но, тут же восстановив равновесие, стал искать на капоте чистый пластмассовый стакан.
— У меня есть посуда, — сообщила дама. Достав из «мазды» маленькую серебряную флягу, она свинтила с сосуда крышечку размером с наперсток и протянула ее владельцу «десятки»: — Вот сюда, пожалуйста!
Глядя, как она лихо опрокидывает крышечку и закусывает Прасковьиным огурцом, засмеялся даже Феликс. Осознание реальности начинало потихоньку к нему возвращаться…
— Повторить не хотите? — вежливо поинтересовался у хозяйки «мазды» долговязый.
— Нет, — строго сказала она. — Кажется, мы скоро поедем.
Обернувшись назад, водитель «Волги» присвистнул и пошел к своей машине.
— Возьмите меня, пожалуйста, — попросила его ассистентка профессора Спирина. — Вы же хотели… сопровождать.
Сам профессор, устроившись за рулем джипа поудобнее, опустил стекло и позвал Феликса занять пассажирское место.
— А меня кто возьмет? — спросил рыжий врач Службы Спасения, уступая место Калязину.
Несколько человек замахали ему, приглашая в машины. Посмотрев вперед, парень сообразил, что суетящиеся за мостом гибэдэдэшники первым пропускают ряд, выстроившийся на трамвайном пути, и побежал к гостеприимно распахнутой дверце «мазды».
Через несколько минут черный «гранд чероки», наконец, тронулся с места. Затрепетали над крышей голубые воздушные шары, понеслись вслед прощальные сигналы клаксонов…
* * *
При выезде на набережную «Волга» притормозила, пропуская «гранд чероки» вперед. Обливавшийся потом инспектор ГИБДД несколько раз крутанул жезлом перед капотом джипа и, как написано в Правилах дорожного движения, «понятным водителю способом» показал: поезжай быстрее.
Профессор до полу надавил педаль газа и засмеялся:
— Знал бы он, что у меня даже прав водительских с собой нет!
При виде несущегося джипа стоявшие вдоль набережной гибэдэдэшники в парадных рубашках дружно вытягивались и отдавали честь.
Феликс Калязин молча смотрел в окно и ни о чем не думал.
На заднем сиденье спала Алена, придерживая рукой посапывающего сына.
