— Пусть так.
Кэтлин отлично понимала, что отношения между собой троих родителей Райзы не позволяют им находиться вместе. Особенно в такую страшную для них всех ночь.
— Кстати, Кэтлин, — тихо добавил Фрэнк, — если Джесс будет говорить с Райзой, то пусть постарается уговорить девочку согласиться на операцию. Мы с вами понимаем, как это важно. Но надо, чтобы и Джесс был в этом уверен. Поговорите с ним.
— Хорошо. Пока же я отведу его в гостиную. Там мы обо всем и поговорим. А вы тотчас же дадите мне знать, когда Джессу можно будет увидеться с Райзой.
— Обязательно.
Фрэнк повернулся и подошел к девочке. Кэтлин не слышала его слов, но видела реакцию на маленьком, прелестном личике Райзы. Ее глаза широко раскрылись, и в них засветилась радость.
Она тут же снова опустила веки. Но этого мгновения было достаточно для Кэтлин, чтобы понять всю правду. Глаза Райзы были такими же зелеными, как у Джесса. А их радостный блеск говорил сам за себя…
Кэтлин не верила, что ей удастся увести Джесса и прервать его мучительное бодрствование у двери операционной.
Я уговорю его. Должна уговорить…
Кэтлин не могла, не должна была позволить Джессу видеть то, что могло бы произойти, если бы медикаментозные меры оказались бессильными: лезвие стального ларингоскопа и пластиковой трубки, проникающих в горло Райзы. И все это должно будет сопровождаться осторожным, но неумолимым надавливанием ладоней врачей и медсестер на слабую грудь девочки.
Глава 27
Гостиная кардиологического отделения
Понедельник, 6 мая 1999 года
— Ты расскажешь мне о ней, Джесс?
— О ком?
— О Райзе.
Они сидели в гостиной кардиологического отделения больницы. Кэтлин все-таки удалось увести Джесса от операционной. И теперь, в этой полутемной комнате, освещенной только проникавшими через окна лучами уличных фонарей, она просила его рассказать все о той маленькой девочке, которую он любил больше всего на свете.
Джесс нахмурился.
— Ты можешь не говорить мне, Джесс, но…
— Я просто думаю о том, с чего начать.
— Начать?
— Да.
Джесс вздохнул и начал:
— Мать Райзы и я познакомились еще в колледже, когда учились на первом курсе. Мы были похожи. Она и я оказались оторванными от семей. И оба очень от этого страдали. Той весной мы с нею заключили своеобразное соглашение: за лето помириться со своими родителями, чтобы осенью, к началу занятий, все было в порядке.
— Но этого не произошло, — задумчиво проговорила Кэтлин.
Она сразу же вспомнила то немногое, что уже успела узнать о Джессе. В частности, что в ту весну ему исполнилось девятнадцать лет. И как раз тогда в его жизни, как и в жизни брата, появилась роковая женщина, которую звали Габриела Сент-Джон.
— Этого действительно не произошло, — снова вздохнул Джесс. — Не получилось ни у нее, ни у меня.
— И это сблизило вас со Стефани?
— Нас со Стефани? Нет, Кэтлин! Стефани — мачеха Райзы. Мать же звали Линдсей.
Тогда каким образом Райза оказалась с тобой ?
Кэтлин не задала этого вопроса. Она ждала ответа на него, хотя и не была уверена, что Джесс станет говорить дальше — слишком напряженно он держался. И казалось, действительно не знал, что еще сказать. Но на самом деле Джесс просто никак не мог решить, стоит ли подробно рассказывать Кэтлин о Габриеле?
Пауза затянулась. Наконец Джесс тряхнул головой, как бы отбрасывая в сторону все ненужное, и заговорил. Но Кэтлин поняла, что о Габриеле речи не будет.
— В колледж мы не вернулись. А о Линдсей я ничего не слышал в течение целых тринадцати лет. Правда, она писала мне. Письма приходили на имя Грейдона Слейка через моего издателя…
«Джесс Фалконср, это ты? Надеялся укрыться под псевдонимом Грейдон Слейк? Боже, кто еще мог бы додуматься до такого? Но ведь ты сделал это в память о четвертом июля? О том случае на озере Грейдон, перевернувшем всю твою жизнь?
Теперь тебя ожидает новый зигзаг судьбы. Джесс Фалконер вознамерился сделаться хирургом! Может быть, ты и станешь им. Но я сомневаюсь, чтобы Грейдон Слейк оказался достойным своего брата Патрика. Кстати, для последнего тот день на озере тоже стал памятным.
Это невольно подтвердил ты сам, Джесс, рассказав, насколько вы с братом не похожи друг на друга. Что ж, выглядело бы совершенно неправдоподобно, хотя и приятно для женщин, если бы вы оба были одинаково сексуальны!
Я знаю, что твои озабоченные герои, помешанные на эротике — это ты сам. Ведь я не забыла те весенние дни, которые мы провели вместе. Дни, полные эротических наслаждений. Тогда я не сомневалась, что непременно вернусь осенью и мы вновь увидимся. Увы, это оказалось невозможным!
Летом я честно старалась наладить отношения с родителями. Но именно тогда неожиданно умер мой дедушка. Хотя он уже давно знал, что умирает. Перед смертью он забыл вычеркнуть меня из своего завещания. А может быть, это и не было забывчивостью? Не исключено, что он оставил мое имя в этом документе намеренно. Как ты помнишь, наследственные психические отклонения, пощадившие нашу семью в двух более ранних поколениях, возродились в последующих. Так что дедушка мог выкинуть подобный фортель и по этой причине.
Дедушка, возможно, хотел в последний раз уязвить моего отца. И преуспел в этом. Я оказалась настоящим баловнем судьбы! Завещание не ограничивало меня никакими условиями, не воздвигало препятствий, которые я должна была бы преодолеть, дабы получить хотя бы часть наследства. Не требовалось даже проверки на вменяемость.
Родители были не в восторге, а потому склока вокруг завещания получилась долгой, болезненной и безобразной. Парадоке состоял в том, что папенька с маменькой могли спокойно получить все до последнего пенни. Ибо я добровольно отказалась бы от наследства в обмен за родительскую любовь.
Но они ни разу не поговорили со мной по-человечески, а просто злобно набросились на свою родную дочь и, кстати, проиграли! Что ж, дело кончилось тем, что я окончательно порвала с ними всякие отношения. Это продолжается и по сей день.
Вот, Джесс, каким оказалось для меня то лето! Надеюсь, к тебе оно было более милостивым. Кстати, ты не хотел бы позвонить мне, Джесс Фалконер? Я все та же девочка, какой ты знал меня в девятнадцать лет. Но чуть помудревшая, ставшая более жесткой и… сексуальной.
Даже если вы и не Джесс Фалконер, а его брат Патрик или же реально существующий Грейдон Слейк, позвоните мне. Мы могли бы неплохо провести время. Я вам это обещаю!
Боже, о чем это я? Мне нужен ты, Джесс, только ты один! И как можно скорее! Понимаешь?»
Линдсей жила в Лос-Анджелесе и оказалась куда богаче, нежели ее дедушка. Она была начинающей бизнес-вумен. Сама же себя предпочитала называть деловой авантюристкой. За то, что никогда не боялась идти на риск, если это сулило выгоду.
