Лилия Ивановна оторопела и ошеломленно присела на стул. Восторга зятя она явно не разделяла.
Борис хмыкнул, доел омлет и плотоядно вновь окинул тещу странно голодным и чистым взором.
— А у нас больше ничего нет слопать? Маловато…
Лилия Ивановна быстро встала и выставила на стол из холодильника тарелки с колбасой, ветчиной и сыром. Борис вновь с удовольствием схватился за нож и вилку.
— Так вы мне не ответили, дорогая теща…
— Я думаю, — сухо отозвалась Лилия Ивановна, — мы с вами этот вопрос обсуждать не будем…
— Почему? — искренне удивился Недоспасов. — Разве я предложил что-то неприличное, нехорошее? Вы же мне не чужая женщина, какая-нибудь там девка с улицы, а родная, теща, мать моей любимой жены… Лилия Ивановна молча, холодно собирала со стола, ничего не отвечая. Борис разочарованно вздохнул. Он действительно не усматривал ничего предосудительного в своем предложении. Да и вообще объективность критериев и оценок давно казалась ему сомнительной. Как, например, оценить виновность каждого его клиента? Да никак! Основным и единственным мерилом здесь давно стали деньги. И чем их больше, тем весомее аргументы защиты. А что в этом особенного или странного? Ничего… Человек — всего-навсего условная единица, и его стоимость тоже теперь определяется все в тех же самых условных единицах.
Но после его предложения теще вопрос с покупкой квартиры молодым решился Лилией Ивановной почти мгновенно.
— Мама, ты же не хотела! — удивилась ни о чем не подозревающая Наташа. — Придется ездить! Зачем? Дети еще маленькие… Надо найти квартиру поближе. Ну к чему вдруг такая спешка?.. Я ничего не понимаю…
Лилия Ивановна скорбно поджимала губы. Борис ухмылялся. Ему было интересно, расскажет теща обо всем дочери или нет. И как Наталья воспримет эту новость. За свое будущее он больше не боялся. Великий адвокат Недоспасов мог не тревожиться за свое существование на земле.
Наташа о предложении, сделанном Борисом ее матери, конечно, узнала. Немного позже. Какая женщина не поделится такой сногсшибательной новостью и своим успехом, пусть даже с дочерью!..
Интонацией и словами Лилия Ивановна сурово осуждала зятя, клеймила его позором, гневалась… Огорчало одно: нельзя было отчаянно простонать: «Кого ты себе выбрала в мужья, доченька?!» Ведь выбрала мужа дочке она сама… Наташа, услышав такое, притихла и совершенно сникла. Она поплакала втихомолку от родителей, ни словом Бориса не упрекая, и вновь смиренно возвратилась к своим материнским обязанностям. Лишь они одни держали ее на плаву и не давали сломаться окончательно.
Миша рос хорошо, болел редко, а вот у Милочки нашли врожденную патологию пищевода, и Наташа терпеливо кормила дочку с ложки, понемногу приучая ее каждый раз съедать на кусочек больше, чем в предыдущий. Помогал тихий неслышный дедушка, отец Наташи.
— Я тебя предупреждал! — холодно встретил Борис диагноз врачей, обследовавших Милочку. — Но ты меня не послушала. Теперь расхлебывай сама, как знаешь и умеешь! Здесь не помогут даже большие деньги и хорошие врачи.
Борис детьми не интересовался и привычно блестяще выигрывал процесс за процессом. Чужие, думала Наташа.
И ловила себя на мысли, что Недоспасов точно так же не интересовался бы и своими.
30
Кавказец бесстрастно наблюдал за происходящим. Женщина в сером платке, зябко натягивая его на плечи, по-прежнему пугливо таращила большие глаза.
— Это моя мама! — радостно доложил ей Алеша. — Она жива! Видите? А папа говорил, что она умерла! Он ошибся! Или его обманули!
Виталий удивленно вскинул брови. Кавказец усмехнулся. Он и водитель явно знали куда больше всех остальных.
— Кто говорил?.. — не веря своим ушам, переспросила Кристина.
— Папа! — радостно выкрикнул Алешка. — Он скоро придет! Он здесь!
Егор?.. Кристина в замешательстве посмотрела на Виталия. Кавказец улыбался. Он знал все… Просто молчал до поры до времени. Зачем людям раньше положенного им жизнью срока узнавать не слишком радостные новости? Кавказец был мудр. И хорошо понимал, что торопиться должны лишь хорошие вести. Плохие могут подождать. С ними спешить незачем.
Виталий пожал плечами. Он тоже казался удивленным.
— А ты подозревала кого-то другого? — спросил он.
— Да, — коротко отозвалась Кристина. Совсем другого… Почему она решила, что это сделал Борис? О Егоре не думала. Он пропал из ее жизни так же внезапно и резко, как появился. Исчез, уехал, не писал и не звонил… Даже не спрашивал о сыне. Только присылал алименты. И Кристина давно осознала, что самое для нее болезненное — не равнодушие и безразличие к ней самой, а именно к Алешке, к одному Алешке… Холодность и хамство по отношению к сыну ранили и ударяли ее куда болезненнее, чем безучастность и грубость в ее адрес. И это нормально, объяснимо и естественно. Странно было бы наоборот.
— Мы заблуждаемся часто просто потому, что хотим заблуждаться, — хмыкнул Виталий. — Нам даже иногда нравится наша ошибка. Мы с ней сживаемся, начинаем ее любить и лелеять. — Он повернулся к женщине в платке, устало и безразлично уставившейся в одну точку. — Очевидно, это вы звонили Маше?
Она равнодушно кивнула, сникшая и сразу постаревшая. Особенно старил ее этот серый большой платок.
— Ездила в город… Тут недалеко на попутке. Просила телеграфистку ничего не говорить и наш город не называть. Она меня давно знает, согласилась…
Номер телефона Валюха высмотрела в записной книжке Егора. Она вообще была против его затеи, но он ее заранее ни о чем не предупредил.
В тот день, солнечный и теплый, Валя вышла, как обычно, подоить корову. Чуть позднее обычного, потому что слегка заспалась в воскресенье. И увидела у калитки Егора… Он как-то странно мялся, не решаясь ее распахнуть. Видно, отвык за прошедшие годы. Рядом с Егором стоял мальчик лет пяти-шести и цепко держал его за руку. Валя сразу обратила внимание, что вещей у них мало — небольшой чемодан да рюкзак. Приехали налегке… Почему? На время? Или слишком торопились и не успели ничего с собой взять и толком собраться? Словно бежали…
— Егор… — прошептала Валя. — Егор… — И бросилась к забору. — Егор! — закричала она, и вцепилась в него, и заплакала, и засмеялась. — Егор! Что ж ты не дал телеграмму? А я ждала, ждала!.. Все жданки прождала… Думала, не приедешь… И писем больше не было… После тех, из Германии…
Из Москвы Егор решил Валюхе не писать. Что зря переводить время и бумагу? Он все выяснил, все с ней обсудил, все обдумал и взвесил.
Сына подкараулил возле дома, в садике, где Алеша всегда гулял. Егор знал это. Но его план страдал одним серьезным недостатком: поверит ли сын в сочиненную отцом болезнь матери? Так внезапно на нее обрушившуюся? И почему бы ему не зайти попрощаться с бабушкой и дедушкой?..
Вопросов и сложностей набиралось слишком много, но Егор рассчитал правильно и сделал ставку на самое главное: на неожиданность и на детскую привязанность, на любовь мальчика к нему. У него всегда были и сохранились хорошие доверительные отношения с Алешей. И именно на них Егор сейчас и пробовал опереться.
