Но теперь можно попробовать войти в дом с черного хода. Виктор обошел дом со стороны гаража и подергал заднюю дверь. Конечно же, она была заперта. Сад позади особняка Мюриель превратился в луг, ветер играл с высокой травой, прокладывал в ней дорожки. Сделав то, зачем пришел, Виктор собирался поехать на метро в Тейдон и вывести Клару из дома под дулом пистолета. «Беретта» лежала в кармане серой стеганой куртки, тяжелая, слегка оттягивающая куртку справа. В первый его приезд Дэвид признался, что боялся его, боялся, что он приехал «довести дело до конца». Сегодня Дэвид не окажет ему сопротивления. Но сейчас важнее всего было войти в этот дом. Было уже два часа, а он околачивался здесь, звонил, пытался открыть дверь или окна вот уже почти час.
Мюриель продолжала спать, на одном из журнальных столиков стояли пустая тарелка и чашка, на другом лежали журналы, ножницы и баночка с клеем. День был теплый, даже ветер был теплым, но электрокамин был раскален докрасна. Снаружи Виктор не ощущал удушливого запаха горелой пыли, но мог отлично его представить.
Виктор поднялся на камни и встал рядом с фигурками каменного кролика и лягушки. Если на то пошло, он ничего не имел против лягушек или змей, даже против крокодилов. Мог спокойно дотронуться до жабы. Облизнул губы, сглотнул и заставил себя смотреть на каменную черепаху. Это камень, твердил он, просто кусок камня. Сначала эту тварь лепят из воска или из глины, потом отливают форму из металла и заполняют ее цементным раствором или мелкозернистым бетоном. Таким образом получаются сотни, тысячи этих тварей. Это массовое производство. Он твердил себе, что все это неважно. «Мне придется заняться этим снова, – подумал Виктор, – постараться докончить то, что начал больше десяти лет назад. Клара поможет мне, Клара привыкла лечить. А пока что нужно войти в этот дом, поэтому нужно достать ключ из-под этой… твари. Черепахи – прошептал он, – черепахи».
Верхняя губа начала подергиваться. Виктор попытался удержать ее рукой. Потом представил себе, что его палец – чешуйчатая лапа, прижатая ко рту, и по всему его телу прошла дрожь. «Если коснусь ее, то упаду в обморок, – подумал он. – Может, зайти к соседям, попросить Дженни или ее мужа передвинуть ее?» Но он тут же представил, с чем столкнется. Они захотят узнать зачем. Потом, когда он откроет дверь, кто-то из них может войти вместе с ним, а этого ему не нужно. Виктор опустился на колени и закрыл глаза. Почему он внезапно подумал о последних минутах в том доме на Солент-гарденз, о Дэвиде, который повернулся к нему спиной, чтобы отвести девушку на первый этаж? Из-за этой гравюры на стене, где были изображены руки молящегося? Возможно. Теперь он стоял на коленях, закрыв глаза, в нелепой позе, как будто собирался молиться.
Виктор приказал себе думать о чем угодно, но не о том, что собирался сделать. Ему было нужно коснуться рукой каменной фигурки, но он никак не мог это сделать, это было выше его сил. Думай о Дэвиде, думай о тех последних минутах, о пистолетном выстреле. Это было страшно, неприятно, доставляло так много боли, но, несмотря на это, это было предпочтительнее того, что ему нужно было сделать сейчас. Он подался вперед, протянул руки, обхватил эту тварь, ощущая каменные пластины на ее панцире. Она была удивительно тяжелой, и это помогло ему. Настоящая тварь не могла столько весить. Задержав дыхание, Виктор спустил ее на траву, поискал на ощупь ключ и нашел. Вернуть эту тварь на место было свыше его сил. Он встал, сжимая ключ, его чуть не вырвало, горькая слюна заполнила рот. К счастью, желудок был пуст: денег на еду не осталось. Его била дрожь, он покрылся испариной. Несколько раз глубоко вздохнув и сплюнув вязкую слюну, он почувствовал, как ему стало немного легче. На ум пришло, что вся улица, должно быть, наблюдает за ним. Виктору казалось, что он провел в саду целую вечность, но, когда взглянул на часы, увидел, что его страдания длились чуть больше минуты.
Отперев парадную дверь, он вошел. Мюриель тут же проснулась или, может, уже не спала еще до того, как он вставил в замок ключ. Окликнула:
– Джо, это ты?
Виктор подумал, что мог бы избавить себя от многих страданий. Вошел в гостиную. В доме было жарко, как он и представлял, пахло горелой пылью. На волосах у старухи была коричневая сетка, одета она была в травчатое шелковое платье, чулки были спущены на отороченные мехом шлепанцы. Она скривилась, опершись рукой на спинку кресла, ее нос неприятно подергивался. Склонив голову набок и уставившись на племянника, она спросила:
– Что тебе нужно?
Виктор ощутил гнев, захлестывающий его с головой и не намеревающийся уходить. Он забурлил, словно игристое вино, проникнув в поры, руки, глаза, сделав мир ярче, а Виктора сильнее. Что она сделала с собой, подумал Дженнер, чтобы так походить на мою мать? Раньше он почти не замечал этого сходства. Будь мать жива, выглядела бы она теперь так же? Эта мысль была почти непереносимой. В лице старухи что-то изменилось. Линия челюсти стала более твердой. Насколько он знал, искусственных зубов у нее не было, но и собственных оставалось немного. Должно быть, у нее была вставная челюсть, которую следовало носить постоянно, но она сделала это для Джаппа, чтобы выглядеть более привлекательно и молодо. Виктор вспомнил, зачем пришел.
– Не буду вдаваться в подробности, – заговорил он, – но я сказал этой женщине, что моя фамилия Фарадей, и она дала мне чек, выписанный на эту фамилию. Я прошу тебя, чтобы ты подписала его на обороте.
– Сюда снова приходила полиция, – сообщила Мюриель, словно не слыша его просьбы.
– Что это значит? – спросил он. – Когда они приходили?
– Когда шел дождь? Когда Джо был здесь.
– Откуда мне знать? В понедельник? Во вторник?
До той ночи в лесу, подумал он и смог снова дышать.
– Они приходили к тебе, – продолжила старуха, – но дома тебя не застали. Сказали – в связи с изнасилованием. Я вся похолодела, меня стошнило. Они ищут Рыжего Лиса и сказали, что, возможно, это ты.
Хертфордширский насильник. Так вот почему они были у миссис Гриффитс!
– Бедная твоя мать, – сказала Мюриель.
– Оставь мою мать в покое. Она мертва.
На Виктора смотрело лицо его матери, старое, искаженное, мутноглазое, с подергивающимся, как у мыши, носом, но все-таки ее лицо. У дрожащего от гнева Виктора возникло странное чувство, что Мюриель – коварная мучительница, посланная какой-то высшей силой, чтобы истязать его самыми утонченными, изощренными способами, изобретенными специально для него, словно данные о его самых уязвимых местах были введены в компьютер и распечатку результата дали Мюриель как руководство. Старуха была не его тетей, а искусно замаскированным мстящим ангелом или дьяволом. Почему они не ввели в компьютер самое худшее? Или они это сделали? Не откроет ли она сейчас шкаф и не покажет ему…
Словно услышав его мысли, Мюриель отошла от кресла. Взяв чашку с блюдцем в левую руку, запустила два пальца правой в рот и вытащила вставную нижнюю челюсть с семью или восемью зубами. Виктор, не в силах отвести от нее взгляда, лишь глухо вскрикнул, услышав глухой стук пластмассы о дно чашки.
