Брук смущенно хихикнула.
– Как давно это было, – тихо сказала она, когда он поставил ее на ноги. Она не сделала и двух шагов, как Тревис схватил и снова обнял ее.
– Да, моя дорогая, – вздохнул он с горящими желанием глазами. – С тобой так хорошо, – шептал он, отыскивая губами губы Брук. Его язык проник в ее рот, полностью овладевая им. Оторвавшись от ее губ, он посмотрел в золотистые глаза. – Я думал, что больше никогда не смогу снова обнять тебя.
– А я не была уверена, хотел ли ты моего возвращения, – сказала она, целуя его в подбородок.
– А ты не хотела? – Тревис сжал ее в объятиях так сильно, что она испугалась, что задохнется, но он отпустил ее. Потрясающее наслаждение чувствовать себя в объятиях сильных рук Тревиса согревало ее, как не мог бы согреть ни один огонь. – Этот прошлый месяц, когда я думал, что ты умерла, я провел словно в аду. Не могу сказать, сколько бутылок виски я проглотил.
– Мне так жаль, что ты волновался, но я не могла вернуться домой, пока не вспомнила, где мой дом, – сказала с нежной улыбкой Брук. – Я рада, что в мое отсутствие ты не заменил меня Гесионой. Тревис от души рассмеялся.
– Произошла странная вещь. – Он помолчал, задумавшись. – После тебя, меня не привлекает другая женщина… только ты.
– Я люблю тебя, – сказала Брук.
С тихим стоном Тревис наклонил голову, и его язык, лаская ее, разжигал в ней страсть. Дрожь пробежала по его телу. Желание овладеть ею сводило его с ума.
Он целовал ее шею. Он снова взял Брук на руки и отнес на постель, из которой он собирался не отпускать ее до следующего дня.
Погрузившись в волны страсти, отвечая на его полные нежности поцелуи, Брук знала, что обрела свой рай. Она не сдерживала желаний. Когда она подняла голову, покрывая поцелуями его грудь, то почувствовала, как он вздрогнул, он не ожидал, что она будет целовать все его тело.
В эту ночь она дала волю своей чувственности.
На следующее утро Брук открыла глаза и огляделась. Радость охватила ее, когда она убедилась, что прошлая ночь не была сном. Она по-прежнему была дома, в надежных объятиях Тревиса.
Однако в это утро Брук нездоровилось. В последнюю неделю она время от времени чувствовала себя неважно, но объясняла это беспокойством о своем будущем.
Она не спустилась к завтраку. Вместо этого они с Милли Энн переносили ее вещи в комнату Тревиса, их комнату.
Они почти закончили, когда появился Тревис. Остановившись в дверях, он сказал:
– Сегодня утром я собираюсь съездить на сахароварню. Как я вижу, ты нашла себе занятие.
– Да, – со счастливой улыбкой ответила Брук. – Твоя комната больше никогда не будет такой, как прежде.
– Это я вижу, – сухо заметил Тревис, отходя от двери.
Брук раздвинула шторы.
– Ты не возражаешь, если я сниму эти темные занавеси и повешу здесь что-нибудь посветлее?
– Любовь моя, – сказал Тревис, остановившись за ее спиной и обнимая ее. – Ты можешь делать все, что захочешь. – Он поцеловал ее с необыкновенной нежностью. Как всегда, Брук таяла в его объятиях.
Поразительно, как Тревис умел создать у нее прекрасное настроение. Ему удалось превратить хладнокровную женщину в такую, какой он хотел ее видеть. Конечно, она никогда не признается ему в этом, подумала Брук. Отстранившись, она взглянула на Тревиса.
– Увидимся вечером.
Но Тревис еще не отпускал ее, он наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
– Можешь на это рассчитывать. Между прочим, я попросил мамми принести тебе чего-нибудь поесть. Мне не нравится, что ты не ешь, слишком уж ты худая.
– Спасибо, – улыбнулась Брук. Нежная забота Тревиса тронула ее. – Просто сегодня утром я чувствую легкую тошноту. Вероятно, я переволновалась. Понимаю, может быть, это излишняя поспешность, но я хотела перенести мои вещи в твою комнату, чтобы слуги не сплетничали, что моя комната дальше от твоей, чем другие. Думаю, так распорядился ты в день моего приезда.
– А, – усмехнулся Тревис, – я хорошо помню тот день. И я поступил мудро, что держался от тебя подальше, потому что даже тогда ты была слишком соблазнительна.
– Так вот в чем причина, что ты так старался избавиться от меня, – поддразнила его Брук. – А я все это время думала, что из-за того, что я тебе не нравлюсь.
– И это тоже было, – усмехнулся Тревис и затем заговорил серьезным тоном: – Послушай, я поговорю с матерью. Я не хочу думать, что это она столкнула тебя. Тем не менее, если она не сможет поладить с тобой, я устрою так, что она будет жить в другом месте.
Ком встал в горле Брук, когда она поняла, что он готов сделать ради нее. Но эта женщина, как бы там ни было, оставалась его матерью.
– Я не хочу становиться между тобой и твоей матерью. Она просто никогда не давала мне шанса, поэтому теперь, когда она знает, что я остаюсь здесь навсегда, может быть, она изменится.
Тревис, прежде чем отпустить, поцеловал ее.
– Предоставляю решать тебе, потому что ты будешь жить здесь.
– Я люблю тебя, – сказала Брук.
– Я тоже люблю тебя, – улыбнулся Тревис и вышел из комнаты.
Милли Энн вздохнула:
– Это так прекрасно! Я никогда не видела, чтобы мастер Тревис смотрел на кого-то еще так, как он смотрит на вас.
Брук покраснела.
– Мы прошли долгий путь. – Она подошла к окну и пощупала тяжелые бархатные занавеси. – Эта комната будет выглядеть привлекательней, если их снять, так что снимай их.
– Я принесла вам кое-что вкусненькое для этого пустого желудка, – сказала мамми, без стука входя в комнату. – Надеюсь, вы не забыли, как хорошо готовит Проспер, так? – И поставила поднос.
У Брук было ощущение, как будто в комнату вошла ее мать. Она подошла к мамми и обняла эту большую женщину. Из-за подступавших слез Брук не могла говорить.
– Да что это, – сказала мамми, и Брук услышала ее тоже странно изменившийся голос. – Сказать по правде, я тоже по вас скучала. А теперь съешьте хоть кусочек.
– О, мамми, – улыбнулась Брук, – думаю, я больше всех скучала по тебе. – Она сняла салфетку с блюда и взяла большое воздушное печенье. – Я немного проголодалась, но сегодня утром меня тошнило при мысли о еде, полагаю, теперь, когда я дома, мой желудок придет в порядок.
Мамми подняла бровь и пристально посмотрела на Брук.
– Вы бледная, вот так. Думаю, вы совсем не заботились о себе.
Брук села и усадила мамми и затем рассказала ей обо всем, что случилось после того, как они виделись в последний раз. Конечно, Брук охотно съела три бисквита, с полным ртом разговаривая с ней.
На лице мамми сохранялось странное выражение, пока Брук не закончила свой рассказ.
