Надя взяла себя в руки или Лавр отодвинулся, однако когда Тоня с Константином вошли в комнату, оба сидели рядом, но без всякого намека на интим.
Потом все четверо сели вокруг круглого стола, крепкого, старинного, — наверное, такие были в моде лет пятьдесят назад, — и пока Костя разливал вино, Тоня положила в вазу яблоки, которые нашла в ящике на кухне, и нарезала кусочек сыра, сиротливо лежавшего на полке в холодильнике.
Странная собралась компания под крышей дома Кости Бриза. Волей обстоятельств оказавшиеся вместе Надя и Лавр украдкой друг от друга посматривали: он — на Тоню, она — на Костю.
Костя наблюдал за ними, скрывая улыбку, а Тоня делала вид, что ничего не видит и не понимает.
— Что же, мы так и будем всю ночь сидеть в твоем доме? — поинтересовался Лавр.
— А куда бы ты хотел пойти? — спросил Костя. — Насколько я понял, сель захлестнул поселок, но мы пока не знаем, какие улицы им накрыты. Ниже всех дом Надежды. Мужайся, Надя, твои теплицы скорее всего под грязью… И конечно, мы не знаем о жертвах. Одна надежда, что люди сравнительно недавно уже переживали это бедствие, так что успели залезть на крыши… Не будем до срока гадать…
— А мы-то с Антониной именно гадали — что за грязь? — грустно усмехнулась Надя. — Я думала, грязь — понятие иносказательное. Какая-нибудь неприятность морального плана.
— Ты хочешь сказать, что Тоня знала про сель? — не поверил Константин.
— Выходит, знала. Глядя на кофейную гущу, Тоня сказала, что меня ждет грязь, которая все закроет, а ее — заденет только краем.
— Все правильно: дом Антонины стоит выше твоего.
— Как-то странно, что мы сидим и пьем вино, в то время как там, возможно, гибнут люди, — проговорила Тоня. — Как будто пир во время чумы.
— А мне все же покоя не дает мысль о Михаиле. Неужели он погиб?
Это, значит, Наде не дает покоя?! Она хочет сказать, что Тоня такая бездушная, что о муже и не вспомнила?!
— Во всяком случае, если он попал под сель, то спастись у него возможности не было, — высказался Лавр.
— Думаю, никому из нас не стоит винить себя в стихийном бедствии. Погибнуть мог каждый.
— И я — одной из первых?
Надя, кажется, только теперь осознала, чего она избегла.
— Тошка, а ведь ты, возможно, нас спасла.
— И не сиди, не смотри такими страдальческими глазами! — прикрикнул на нее Костя. — Опять станешь говорить, что ты во всем виновата?
— Но ведь я его оттолкнула…
— А должна была обнять? — Надя сразу приняла сторону Кости. — Между прочим, я тоже видела, как он хватал тебя за руки. И как полез в карман… А потом погас свет.
— Оборвалась линия электропередачи, — сказал Костя.
— Я на минуту даже испугалась, что у меня случилось что-то с глазами, — призналась Надя. — А потом услышала голос Кости: «Бежим!» Лавр схватил меня за руку, и мы побежали. Раньше я встречала в книгах такое выражение: он услышал дыхание смерти. Сегодня я его услышала…
— Минутку подождите! — Костя поднял палец. — Слышите голоса? У меня всего один фонарь, но кто хочет, может идти со мной.
— Мы все пойдем, правда же, — проговорила Тоня.
Жители верхних улиц поселка собрались у лесосклада. И у всех в руках были разнокалиберные фонари, а кто-то догадливый разводил костер.
Огонь вскоре занялся, и в его свете стали видны фигуры сидящих на бревнах и стоящих людей. По мере разгорания костра они стали тушить принесенные с собой фонари.
Причем те, что сидели, были в основном мокрые и грязные, кутались во что попало, чуть ли не в куски брезента, а те, что стояли — в одежде сухой и наспех наброшенной, — взирали на сидящих со скорбными, жалостливыми лицами.
— Левченки погибли, — тихо перечислял кто-то, — у них дом завалился на спящих, а следом грязью накрыло… Меркурьевы, Иванченко…
— Да откуда вы знаете? — недовольно выкрикнул кто-то. — Темнота же, ничего не видно!
— Скоро помощь подойдет. Военные подъедут на вездеходах. Два вертолета обещали, — проинформировал Костя.
Из двора, в котором жил заместитель директора совхоза по производству Зеленский, вышли сам директор, его зам, двое представительных людей в куртках с большими буквами МЧС, видными даже в неярком свете костра, трое милиционеров, военный в форме подполковника танковых войск…
— Леонид Петрович, — окликнула директора одна из женщин, но тот лишь устало махнул рукой.
Тоня, прислонившись к ближайшему забору, где ее оставил Костя, сейчас следовавший за группой начальства, поневоле слышала странный разговор, происходивший в такое тяжелое для жителей поселка время, вроде и неподходящее для иных разговоров, кроме обсуждения свалившегося на Раздольный бедствия.
Парочка сидела, тесно обнявшись, голова к голове, и шепталась, но не так тихо, чтобы Тоня не могла их слышать.
— Ты прости меня, подлую, — говорила женщина, — сколько крови я тебе попортила, и ради чего? А когда произошло несчастье и я подумала, что ты… что с тобой могло случиться что-нибудь страшное, то и мне, оказывается, тоже жить было бы незачем! Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я теперь из дома ни ногой! Никто мне, кроме тебя, не нужен! И родить попробую…
— Правда? — счастливо выдохнул мужчина.
— Доктор сказал, что может получиться. Только весь срок на сохранении пролежу. Но ты ведь меня дождешься?
— Я дождусь вас — тебя и дочку.
— А если будет мальчик?
— Мальчика лучше не надо. Вдруг уродится в отца, такого невидного, неудалого…
— Не говори так! — Женщина прикрыла ладошкой рот мужчине. — Ты у меня самый лучший: добрый, хозяйственный, а еще у тебя есть кое-что, на что другие мужики не глядя свою красу бы променяли!
— Ты меня тоже прости, — проговорил мужчина. — Я ведь тебя убить хотел.
— Значит, заслужила! — сурово сказала женщина.
Они поцеловались и опять зашептались, но теперь так тихо, что Тоня ничего больше не слышала.
«Вот ведь как случается, — думала она, — мы с Надеждой умирали от страха только из-за предполагаемой опасности, а Ира, выходит, не испугалась занесенного над головой топора. Мало того, сидит теперь и планирует жизнь со своим несостоявшимся палачом…»
Она стояла у забора как неприкаянная. Надя с Лавром опять куда-то подевались. В темноте она их потеряла и теперь стояла, почти бездумно глядя на огонь, и чувствовала себя ужасно одинокой.
— Титова, вот ты где! — сказал из-за плеча Костя, трогая Тоню за руку. — Говорят, тебе повезло. Сель задел только кусочек твоего участка — пару соток огорода.
— Небось поломал мои деревянные скульптуры… Бассейн залил… А дом Нади?
— Ну, он же и в самом деле намного ниже твоего. Думаю, вряд ли что уцелело. А уж от теплиц точно остались одни воспоминания. Сейчас подойдут вездеходы, можно будет поехать посмотреть…
