Там на полу по диагонали, занимая собой все пространство, лежала мама. Она как будто увеличилась.
Голова ее была в крови, рот открыт.
Бабушка нагнулась, потрогала шею мамы Тани и выпрямилась.
— Сковородкой, — пожав плечами, сказала бабушка. — Кто же знал. В состоянии аффекта. Эта история с банком нас всех, вкладчиков, доконала. Меня посадят, тебя сдадут в детский дом. Квартиры обе отберут. Я выйду из зоны, тебя выпустят из детского дома, мы будем бомжевать на вокзале. Так не лучше ли так: давай отнесем ее на балкон и скинем вниз, как будто она сама бросилась.
Она взяла за руки труп и попыталась его потащить. Не получилось. Мама Таня была слишком тяжелая.
— Ну что ты стоишь как истукан? Помогай!
— Не буду, — ответила Лена.
— Ну я тогда и тебя убью, мне не все равно, — вяло сказала бабушка и повернулась к столу, где лежал нож.
Потом, держа в руке нож, она перешагнула через лежащее тело.
— Можешь кричать. Я тебя убью. Я и твоего отца отдала в рабство, он сейчас далеко, я ему дала снотворного, усыпила, и его увезли, он сидит в яме в одном ауле. Я сказала, что за него дадут большой выкуп. У меня и счет есть, куда переводить деньги. И никто его не выкупит! Ник-то! Скоро пройдет срок, это год, ему отрежут голову и пришлют сюда посылку, я договорилась. Мы докажем, что он погиб. И его квартира будет моя! Потому что я скажу, что тебя убила твоя мать и угрожала мне, а я защищалась! Самозащита. Но сначала я отрежу тебе косу. Чего пропадать добру.
Бабушка подошла к Лене с ножом, обхватила ее локтем за шею и стала ножом пилить ей волосы.
Но почему-то вдруг отпустила ее.
Потому что было слышно, как Яшка прыгает вниз, а потом вдруг раздался тяжелый грохот, треск и гром. И из маленькой спальни пулей выскочил кот.
Бабушка кинулась туда, Лена пошла за ней.
Это тяжелая полка сорвалась со стены, она лежала на подушках, а острым углом торчала на полу, вся разбитая, разъехавшаяся, и из полки высыпались на пол доллары, они веером валялись повсюду, на тахте, на ковре.
Бабушка торопливо кинулась их собирать, оглянулась на Лену, что-то крикнула вроде «иди, иди отсюда» и вдруг ткнулась головой в пол, как будто поклонилась кому-то невидимому.
Лена побрела на кухню, присела на пол около мамы, стала дуть ей в лицо, уговаривать, плакать, тереть ей руки, целовать в носик.
Кот тоже подобрался, начал лизать руку, которая его всегда гладила и кормила.
И тут мама Таня открыла глаза, застонала, села.
Добрела до маленькой спальни, пощупала пульс у своей скрюченной матери.
Лена тем временем вымыла пол в кухне.
Мама дошла до телефона, вызвала скорую.
Лена же собрала деньги с пола и тахты, сложила их в бабушкину сумку.
Приехал врач, маму перевязали, а бабушку увезли с диагнозом «инсульт».
Через месяц вернулся папа. Мама Таня поехала его искать, ориентируясь на почтовый штемпель, одинаковый на всех пяти конвертах, которые нашлись у бабушки в столе.
Мама Таня написала этим людям по адресу, указанному на конверте — «До востребования» — и встретилась с ними в районном городке. Оказалось, что они и есть та самая семья, у которой он сидел в подвале.
Они сказали, что купили этого человека у его матери, она его продала и сказала, что за него еще заплатят выкуп, и гораздо больше, а если не заплатят, то через год надо у него отрезать голову и прислать в посылке. И что они ждали почти год и кормили, поили его. Чем дольше ждали, тем жальче было отрубать голову, столько было долларов затрачено!
Мама Таня отдала деньги за своего мужа и увезла его.
А потом мама Тани забрала из больницы строгую бабушку.
Старушка стала как маленький ребенок, ела с ложечки, ничего не говорила, почти не ходила, исхудала, только улыбалась. Ее было жалко. Она превратилась в добрую старушку, только ничего не могла сказать. Может быть (думала девочка), из нее выскочила злая колдунья, оставив вместо себя малого ребенка.
Все события того дня, все то, что произошло тогда, Лена почти не вспоминает. В Макдональдс не ходит никогда.
Но стрижется она всегда очень коротко.
Они вчетвером переехали обратно, в свой прежний дом, девочка пошла в старую школу, где ее радостно встретили: да как выросла, да какая стала умная.
Одноклассники ее уважают, может быть, потому, что суровая Лена никого из них не боится, но ко всем относится хорошо.
Она не хочет стать такой же, какой была бабушка.
Семь часов
Жила-была одна маленькая небогатая художница. Не удивляйтесь, почти все художники небогаты. Такая профессия!
Наша маленькая художница поэтому иногда делала декорации в театре, иногда разрисовывала книжки. А то плела браслеты или бусы. В общем, время от времени она зарабатывала себе на жизнь.
Но наш рассказ не об этом.
Когда-то, в ранней юности, эта художница вместе с родителями попала на отдых в крошечный приморский городок, который ютился на берегу моря, прилипнув к скале как завиток, как ракушка.
Улочки поэтому у него закручивались по спирали и вели вверх, к вершине. Они были вымощены каменными плитами, которые за века стали гладкими и иногда сверкали как стеклянные.
Миллионы подошв оставили на них свои следы, а это даром не бывает!
Это знак того; что там, наверху, есть что-то очень важное.
И действительно, все улочки вели к огромному храму.
Данный храм был особенный: там хранилась древняя гробница юной девочки, христианки, которая не отказалась от своей веры и была замучена. В народе говорили, что потерявшиеся невесты, которые прикасались к этой гробнице, находили свою судьбу.
Так что за множество веков ладони бедных девушек загладили все уголки огромного каменного саркофага.
Потому что город Н. был городом единственной любви, так было сказано в старинных хрониках. Той любви, которая оставалась на всю жизнь у несчастных мальчиков и девочек.
Но об этом мало кто знал из приезжих. То была местная сказочка, для своих.
Наша художница, домашние звали ее Ая, тоже прикасалась впоследствии к этой священной гробнице, но толку было мало, любимый все ее не находил.
Они потеряли друг друга еще давно.
История началась в тот год, когда родители впервые привезли ее в эти места.
На второй день Ая шла поздно вечером по улице вверх, взбиралась домой, потому что ходила одна в кино: папа с мамой разрешали ей делать все что вздумается. Да она бы и не позволила никому распоряжаться своей судьбой.
Никому кроме одного человека.
