Кожей ощущая, как сотни и сотни глаз неотрывно следят за малейшим движением его лица, Папа равнодушно, как ни в чем не бывало, отвернулся от военного.
— На площади много людей, пострадавших невинно — пояснил Родион, заметив сомнения губернатора. Он начинал волноваться. — Здесь много женщин и стариков. Будет несправедливо, если они станут жертвами грязной политической игры.
Губернатор выжидал, все еще не зная, как поступить. И в эту минуту в воцарившейся над площадью тишине в губернаторском кармане вдруг отчетливо зазвонил мобильный телефон.
Это было более чем странно. Номер телефона был известен очень узкому кругу доверенных людей. Кто из них мог звонить Папе в эту ответственную минуту? Губернатор достал телефон, посмотрел на экран, пытаясь рассмотреть номер звонившего, и приложил телефон к уху:
— Слушаю.
Кто был на линии и что сказал тот человек, навсегда осталось тайной. Заступался ли он за военного, говорил ли, что это свой человек, который погорячился, убеждал ли губернатора, что военный раскаивается и готов мирно урегулировать вопрос, — теперь этого уже никто не узнает. Но когда Папа дал отбой и спрятал телефон в карман, на лице его больше не было сомнений.
Он поджал губы и сухо посмотрел на Родиона.
— Если тебе что-то известно, следует рассказать об этом следователю, — губернатор кивнул головой куда-то назад, себе за спину, в сторону черных машин. — Дело ведет грамотный человек, он во всем квалифицированно разберется. Но если ты просто хочешь раскачать ситуацию и помешать нам мирно решить вопрос — берегись. Тебе не поздоровится!
Родион смертельно побледнел. Он все понял: губернатор отказался от него. Папа не захотел идти по пути правды, который предлагал Родион, а выбрал интересы своих, тех, кто знает номер его мобильного телефона. Для Родиона это означало катастрофу.
Папы демонстративно отвернулся от Родиона, показывая, что вопрос решен, и, прищурившись, оглядел окружающих.
— Так что же мы теперь будем делать? — спросил он.
Толпа зашевелилась.
— Нужно вернуть наши деньги! — выкрикнул неуверенный женский голос. — Городские власти должны вернуть нам наши деньги!
Эх, Родион, Родион! Закрыть бы сейчас глаза, как будто уснул… А открыть их тогда, когда уже все закончится.
— Как это вернуть? — сдвинул брови губернатор. — Вы, значит, вляпались в историю, а отвечать должны налогоплательщики?
— А где раньше была милиция? Власти тоже виноваты!
— Если немцы — мошенники, почему их сразу не остановили? Об аммоните уже неделю писали газеты и рассказывал телевизор…
— Милиция сработала топорно, а мы расплачивайся!
Губернатор развел руками:
— Город не может отвечать за всех проходимцев. Меня не поймут, если я начну разбазаривать деньги направо и налево! Деньги-то государственные.
Конечно, государственные! Чего тут не понять. Если направо и налево — то не поймут. Но на то вы и власть, чтобы выдумать для этого дела правильный соус… Не робей, братцы, пошел процесс. Торгуется губернатор, явно торгуется! Не пропадем!
— Но ведь можно найти украденные деньги! — выкрикнул Родион. — На площади находятся люди… Люди, которые…
— Да! — поддержала его Ксюша. — Деньги можно найти!
Их уже никто не слушал. Кому нужна правда, когда под рукой есть спасительный обман.
— Всем вернуть деньги, видимо, не удастся… — не обращая внимания на Родиона, продолжал губернатор. — Но в части случаев… если ситуация критическая… Если жертвой обмана стал инвалид… или человек нуждающийся … Короче, мы выделим определенную сумму из городского резервного фонда, а вы сами создадите комиссию и будете решать, кому возвращать деньги, а кому нет.
Ага, вот это уже дело! Сумму бюджет выделит, и судя по всему не малую, а уж кто из нас нуждающийся — там видно будет. Знаем мы эти комиссии. Кто захочет, тот получит.
Губернатор знал природу людей и знал, что предлагает. Он знал, что в возбужденной толпе опасность представляют, как правило, не более двух десятков человек — наиболее решительных и горластых. Если нейтрализовать этих людей, запугав или, наоборот, подкупив, толпа лишится волевого стержня. И после этого престанет быть опасной.
— Ну, верите, что я хочу решить ваш вопрос? — спросил он.
— Верим, верим!
— Согласны на мое предложение?
— Согласны, согласны!
— Нет, не согласны! — раздался над толпой звонящий от напряжения голос.
Все головы обернулись на голос, и люди увидела Родиона, который стоял на борту баржи, возле самого края.
— Нет, мы не согласны!
— Что?! — губернаторские брови поползли вверх.
— Нам не нужно подачек, которые достанутся только самым ловким. Мы хотим, чтобы это дело расследовали по-настоящему! И чтобы люди узнали правду.
— Да ты в своем уме?!
— Мы требуем, чтобы этим делом занялся сам президент!
— Кто?!
— Президент! Или его полномочный представитель!
Ну, дает, парень! Эк, куда хватил! Но, посмотрите, он, кажется, не шутит!
На глазах тысячной толпы Родион выхватил из кармана руку, поднял ее над головой, и все увидели черную лимонку, зажатую в его кулаке. Вторая рука взметнулась вверх и выхватила из лимонки чеку.
Родион шагнул к борту и ногой столкнул в воду доску, соединяющую баржу с пирсом.
— Стойте! Эта баржа… Там на барже… — закричала Ксюша.
— Что?
— На барже…
Пояснить, что такое страшное было на барже, Ксюша не успела.
Где-то у ворот вскрикнула женщина, потом еще одна, офицер ОМОНа обернулся и замер на месте, как вкопанный.
Все глаза устремились в одном направлении. По улице со стороны центра в сторону заводских ворот от края и до края мостовой бежала живая серая река. Насколько хватало глаз, были видны лишь подпрыгивающие на бегу крысиные спины. Крысы бежали плотной беспокойной толпой, толкаясь боками и наскакивая друг на друга. Они деловито трусили — плечо к плечу, голова к голове, опустив головы и закидывая на ходу зады. В воцарившейся гробовой тишине отчетливо слышался приближающийся шелест — это тысячи и тысячи коготков торопливо цокали по асфальту.
Наконец, командир ОМОНа справился с невольной растерянностью. Прозвучала команда, бойцы поспешно развернулись и из двух колонн перестроились в шеренгу. Встав плечо к плечу и сомкнув щиты, они перегородили улицу на пути крыс и приготовились остановить поток.
По мере того, как крысы приближались, людей все больше и больше охватывали неосознанный ужас и смятение. Дело в том, что это были не просто крысы. Это были очень большие, невиданно большие крысы. Даже самые меленькие из них были гораздо больше любой из крыс, каких когда-либо видели люди.
