Сунул ее в карман, пообещав прочесть на досуге.
– Все, что тебе нужно знать, – оскалился Крокус, – что ПНВБ – единственная партия, у которой хватает пороху противостоять кучке соглашателей, дымящих «Голуазом».
Мне вообще-то нравится быть европейцем, сказал я.
– Это тебе сейчас нравится, – хмыкнул Крокус. – Но понравится ли тебе, когда они запретят наш национальный гимн?
Про себя я подумал: «Вот было бы здорово. Терпеть не могу «Боже, храни королеву»«. Но промолчал.
Крокус встал:
– Все, кто меня поддерживает, вносят вклад в размере пятисот фунтов.
Когда он ушел, оставив меня оплачивать его счет, я прочел листовку, из которой следовало, что одним из светил ПНВБ являлся Джонатан Эйткен, а другим – Джефф Бойкотт.[60]
Когда поток покупателей иссяк и мы устроили перерыв на чай, я попросил мистера Карлтон-Хейеса прочесть мои письма Маргаритке и посоветовать, какое из них отослать.
Странно, но письма его развеселили.
– Ни одно не годится, мой дорогой, – сказал он, закончив читать. – На вашем месте я написал бы что-нибудь вроде:
Моя дорогая Маргаритка,
Ты замечательная женщина, и хотя мне безумно жаль, но теперь я понимаю, что не люблю тебя достаточно сильно, чтобы прожить с тобой оставшуюся жизнь. В этих обстоятельствах наша женитьба была бы страшной глупостью.
Если ты родишь, я, конечно, буду помогать – тебе и малышу.
Прости, что я оказался таким негодяем, но я считаю своим долгом сказать тебе тяжелую правду.
Пожалуйста, не пытайся связаться со мной.
Искренне твой
Адриан.
Одним пальцем он отстучал письмо на стареньком «Ремингтоне». Разумеется, я поблагодарил его, но отсылать письмо не стану.
Показал мистеру Карлтон-Хейесу листовки ПНВБ и признался, что боюсь Майкла Крокуса.
– У вас есть все основания его бояться, дорогой мой, – согласился он. – Крокус – английский фашист. Они не маршируют гусиным шагом по Хай-стрит только потому, что знают: их поднимут на смех, однако в кованые сапоги они уже влезли.
У магазина меня поджидала Маргаритка, и мы пошли обедать в «Императорский дракон». Уэйн разговаривал крайне холодно, я поинтересовался, что случилось, и он сказал:
– Почему ты не пригласил меня на свою помолвку?
Объяснил, что это была встреча в узком кругу.
– Но этого шута Хендерсона ты позвал, – возразил Уэйн.
– Это я пригласила Брюса Хендерсона, – вмешалась Маргаритка, – и он никакой не шут.
– А вот здесь вы ошибаетесь, Маргаритка, – ухмыльнулся Уэйн. – В школе он выиграл титул «Шут года».
Есть не хотелось, и я сумел впихнуть в себя только одну королевскую креветку и горстку риса.
Нетта вовсю занята подвенечным платьем Маргаритки, юбку она вышьет листьями рябины. Платья подружек невесты – атласные с рукавами-буфами и асимметричным подолом – уже раскроены: правда, «Георгина, как всегда, саботирует – до сих пор не сообщила маме свои размеры, вот такая она стерва. Вечно она мне все гадит. Однажды мы поехали на автобусе в Гластонбери, а она ни с того ни с сего пнула папу и сбежала. Но мы с Гортензией, мамой и папой чудесно провели время, несмотря на мусор кругом, так что она сама себя наказала».
Уэйн Вонг включил караоке. Какой-то чернокожий попытался пропеть для своей подружки «Леди в красном», а подружка, вот неожиданность, была в красном платье.
Маргаритка глубоко вздохнула:
– Жаль, что ты не романтик.
Крайне несправедливое замечание, поскольку в ту самую минуту я мысленно сравнивал волосы Георгины с дымом извергающегося вулкана.
После отупляюще скучного обсуждения обуви для невесты я оплатил счет и отвез Маргаритку домой.
Она попросила меня зайти и напомнила, что завтра уезжает в Бирмингем на выставку Общества кукольных домиков, ее не будет пять дней. Но я могу приехать в Бирмингем и провести ночь с ней в гостиничном номере.
А я напомнил ей о моем страхе перед шоссе М6, так что, увы, мой приезд в Бирмингем невозможен. Сославшись на мигрень и срочную необходимость принять лекарство, начал откланиваться.
Маргаритка предложила настойку дубовой коры, но я отказался.
На прощанье мы поцеловались. Целуя ее, я спрашивал себя, в последний ли это раз. Страстно на это надеюсь.
Пытался позвонить Георгине, но ее телефон отключен. Оставил сообщение на автоответчике:
– Георгина, это я, Адриан. (Долгая пауза.) Не знаю, что сказать – я еще не поговорил с Маргариткой. Мне нужна твоя помощь. Написал пять писем, но ни одно из них мне не нравится. Пожалуйста, не бросай меня, думаю о тебе каждую секунду. Я без ума от тебя. Спокойной ночи, любимая.
Воскресенье, 16 марта
Сообщение от Георгины:
«Проверь электронную почту».
После обычных недоразумений и пятиминутной беседы со службой технической поддержки я все-таки открыл свой электронный почтовый ящик.
Киплинг,
Прилагаю черновик письма.
Открыл вложенный файл.
Дорогая Маргаритка,
Ты не виновата в том, что выросла ипохондрической истеричкой, склонной манипулировать людьми. Твои родители безнадежно испортили тебя.
Воспользовавшись моим благородством и добротой, ты опустошила меня эмоционально и финансово.
Но ничего, я оклемаюсь. Грошовое колечко можешь оставить себе.
Спасибо за все хорошее.
Не твой Адриан.
P. S. Думаю, из вышесказанного должно быть ясно, что я не женюсь на тебе б мая 2003 года.
Меня шокировал жесткий тон письма. Определенно, Георгина страшна во гневе. Уж не рискую ли я угодить из огня да в полымя?
Захотелось срочно пообщаться с людьми, которые, несмотря на все разногласия, любят меня без каких-либо условий. Поэтому сел в машину и поехал в Свинарники.
За городом все изменилось – посвежело и зазеленело. По дороге я пытался понять, почему моя жизнь так усложняется, стоит появиться на горизонте женщине.
Машину остановил у просеки, вылез и с минуту постоял, наблюдая за ягненком на поле. Он плясал, подгибая копытца, опьяненный радостью жизни. Позавидовал его умению столь беззаботно наслаждаться счастьем. Но тут же вспомнил, что очень скоро бедолагу умертвят, разделают и выложат на прилавок мясной лавки. Отвернулся и побрел через поле.
