Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
— Что-то мне здесь нехорошо, — сказал он тихо Александре, изо всех сил не глядя на нее, и, приподнявшись с ящика, метнулся к двери. Толкнул ее рукой и вышел вон.
На взрыхленном, в кашу разжиженном песке помигивал поваленный светильник, в его растекшемся по лужам свете, мерцающем, как мишура, в столбах водяной пыли Стремухин видел перевернутые столики и стулья, увидел и второй светильник, тоже упавший и погасший в луже; влажный песок слегка шипел под затихающим дождем; капли дождя мягко поцокивали вразнобой по успокоенной поверхности воды. Неподалеку от киоска лежала вдоль тропы поваленная бурей длинная сосна, и лапы ее темной кроны, покачиваясь, мелко вздрагивали, словно сосна спала, дыша во сне, и зябла. Кем-то внезапно потревоженная, она со стоном заворочалась, встряхнулась, и от нее отпала тень, как если б отломилась ветка. Тень, в темноте поплыв, приблизилась к Стремухину, и он узнал Карину. Не говоря ему ни слова, Карина с ходу стала поднимать, отряхивать и расставлять опрокинутые столики и стулья. Стремухин молча помогал ей.
— Как ты вернулась? — спросил Карп, выйдя на воздух из киоска.
— Довезли, — ответила Карина.
— Не занимайся ерундой, — сказал Карп Стремухину. — Иди, готовь мангал и будешь жарить свой шашлык. По-моему, все голодны… Или еще не время?
— Самое время, — сказал Стремухин и пошел на кухню.
Тент, прорванный ударом бури, протек, и на дощатом полу кухни образовалась лужа. По счастью, лампочка под тентом уцелела; там, где стоял мангал, тент выдержал и было сухо. На дне мангала еще тлели угли. Стремухин высыпал на них побольше новых углей из мешка, нашел лучину, заготовленную Гамлетом, накрыл ею мангал, потом поджег. Убедившись, что пламя не настолько высоко, чтобы подпалить клеенчатую крышу, Стремухин наконец занялся шашлыком.
Достав из связки, отложил в сторонку на столе десяток чистых шампуров. Открыл зудящий холодильник, с трудом извлек оттуда свою тяжелую кастрюлю и, водрузив ее на стол, снял крышку. Втянул ноздрями запах мяса и остался им доволен. Затем стал вдумчиво, кусочек за куском, один кусок к другому поплотнее, насаживать мясо на шампур.
Когда в кастрюле не осталось мяса, Стремухин уложил сырой шашлык на шампурах на чистый лист фанеры. Потом другим листом фанеры долго махал над догорающей лучиной, упрямо нагнетая воздух, чтобы угли в мангале поскорее занялись. Они и занялись. Полдела было сделано. Стремухин вышел из дымной кухни.
Он вышел и впервые за весь вечер увидел звезды.
Луж под ногами не осталось. Песок успел впитать воду и был тверд. Ровно светили два светильника, как прежде, воткнутые возле столиков в песок, и в свете их сияли розовыми яблоками лица рыжего и рыженькой. Стремухину стало легко. Он подошел к двум столикам, составленным в один, и сел рядом со всеми на свободный стул, лицом к воде. Звезды качались на воде, и среди них сновали желтые огни из окон дома, погруженного во тьму на другом берегу заводи.
Стаканы были полны. На пластмассовых тарелках лежали сыр и зелень. Все за столом молчали, будто ждали.
— Надо немного погодить, — сказал Стремухин. — Угли должны дойти.
Пилот сказал ему:
— Ты человек с образованием. Словом, похож на образованного. Мы тут решили, что ты должен это знать… Мы тут хотели помянуть Ишхана, но тут сомнение возникло…
— Да, — вступил Карп, перебивая. — Тут у меня сомнение возникло. Можно ли поминать человека, пока он еще не похоронен?
— Не знаю, — сказал Стремухин. — Обычно поминают сразу после похорон… Я не могу сказать наверняка, но, думаю, нельзя.
— И помянуть нельзя, — сказал, вздохнув, пилот. — Но и не помянуть нельзя.
— А хочется помянуть, — сказал Карп. — Душа просит помянуть.
— Ишхан такой хороший, — сказала, дрогнув, Карина. — Он был такой хороший. Он так грустил без Ливы. — Она посмотрела на Стремухина, и он увидел на ее лице полоску туши, спустившуюся черным шрамом по щеке. — Лива была его жена. Мама Гамлета. Гамлет сейчас на разные вопросы отвечает, бумаги разные читает и подписывает. Уйди, сказал, тебе здесь ни к чему, ты устаешь, переживаешь, и ты мне мешаешь.
— Ужасно, — сказал Стремухин.
— Наверно, все же надо помянуть, — сказала Карина.
— Давайте, все мы будем думать об Ишхане, — сказал пилот. — Но каждый пусть помянет про себя того, кого хотел бы помянуть. Всем есть кого помянуть… Ишхана мы пока не поминаем, но мы думаем о нем. Я что-то непонятное сказал?
— Нет, все понятно, — отозвалась рыженькая. — Я помяну мою маму, хоть я ее совсем не помню. Но буду думать об Ишхане, хотя я никогда его не видела.
— Спасибо, девочка, — сказала Карина. — Я Ливу помяну, пускай она меня и не ценила. Но помяну. И буду думать об Ишхане.
— Ну что ж, помянем, — сказал Карп и поднял свой стакан.
Все выпили: кто водки, кто вина, кто спрайта.
Пилот спросил у Карпа:
— И что, кого ты помянул? Или секрет?
— Трудно сказать, — ответил Карп. — Я — так; не что-то, не кого-то, а вообще. Всю нашу прошлую, прекрасную жизнь.
— Что же в ней было прекрасного? — спросил Стремухин по привычке.
— Ты штатский, не поймешь, — миролюбиво сказал Карп. — А я был офицер. Утром как выйдешь, как построишь батальон… «К поднятию государственного флага Союза Советских Социалистических Республик! На защиту рубежей социалистического отечества! Равнение на!» И мураши по коже, и не потому, что утро и свежо… Вот это было да.
Пилот спросил:
— Где же такое было?
— Повсюду было, — строго сказал Карп. — В моем конкретном случае — под Ференцварошем. Венгрия. Южная группа войск.
— Что ж, повезло тебе, — сказал пилот. — Вино, мадьярки, заграница. А я южней Иркутска не летал.
Карп согласился:
— Повезло, — и налил себе водки. — Но вот насчет мадьярок ты неправ. Мадьярки только в оперетте хороши. А так посмотришь — кривоногие, коротенькие, и шеи никакой, и брови, как у Брежнева, носы квадратные… К тому же я там жил с женой.
— Не повезло, — сказал пилот.
— Нет, не скажи, — ответил Карп. — Мне так везло, как некоторым в самом сладком сне не снилось. Вот ты, к примеру, знаешь, что там повсюду были не колхозы, а частные хозяйства? Там фермы были, каких у нас даже сегодня нет и никогда уже не будет.
— Ну фермы, а тебе-то что? — спросил пилот.
— А то, что каждый фермер мне и кланялся, и звал на рюмочку хорошей паленки. Ты у себя в Сибири и не слыхивал, какая она, паленка; больше всего я всем рекомендую из черешни… А почему меня поили самой лучшей паленкой? А потому, что фермерам нужны рабочие. Как у нас раньше говорили, батраки. Какой ни есть ты работящий, а урожай собрать — не хватит никаких рук. Приходится идти ко мне. Товарищ Карп, спасайте: у меня на ста гектарах вовсю созрели абрикосы. Или: товарищ Карп, тут кукуруза пропадает. А ты не бойся, говорю, не пропадет. Сколько людей тебе нужно? Десять? Двадцать? Тридцать?.. Нет, тридцать мне не по карману, говорит; пришлите двадцать. Он мне отслюнивает форинты, я вызываю младшего сержанта: бери людей, в распоряжение товарища Атиллы, по абрикосы — шагом марш!
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
