Вдруг в одном из них же что-то появилось. Вынырнувшая из гладкой поверхности рука в тонкой перчатке схватила Карнажа за руку и потянула к себе со словами: «Скорее! Сюда!».
«Ловец удачи» отпрянул, едва понял, что это был его собственный голос!
Отражение пропало, и черная поверхность зеркала пошла трещинами, осыпаясь пылью под ноги, что снова вздыбилась, подобно морской волне, и устремилась к нему новыми наростами зеркал.
Отступать становилось совсем некуда. Бездна сводила с ума, не давая и шанса на сопротивление, отнимая все силы, парализуя чувством тоски и неизбежности.
«Не открывай глаз, картина не изменится, ведь ее нет»
Фениксу казалось, что он знает, чего ждет. Но его чувства были смешаны и хаотично разбросаны, убивая интуицию. Как будто кто-то хотел, чтобы он и правда ждал, а не действовал, или, может быть, только давая обманчивую иллюзию того, что его обманывают?
Это не был хаос по сути. Это был жестокий и холодный просчет, созданный чьим-то неимоверно глубоким разумом, предвидящим очень многое, если не все. Однако столь великое детище требовало быть доступным. Пусть и почти невозможным, но шансом для того, кто дерзнет. Иначе, зачем требовалось создавать все это, когда достаточно было просто распылить нежданного гостя на частицы времени, едва он коснется запретного хоть одним пальцем?
«Не плыви ни по течению, ни против него, ведь его тоже нет»
Время было не на его стороне. Если оно вообще здесь было. Похоже, он провалился сквозь его поток. Теперь оно не отсчитывает ему часы. Значит, он не сможет вырваться сам, если даже мысли покинули его. Но оставались инстинкты, так как разрыв с телом был не столь велик, хотя рос с каждым осколком, что проносился рядом и мимо, в потоке над головой. Пожалуй, только этот процесс еще неумолимо шел в сознании или, вернее, в том, что от него оставалось.
«Если действие не рождает противодействие — это не значит, что тебя в нем нет»
Ничего не осталось… Он улетал куда-то частицей чего-то, что еще не покорилось обступившим его со всех сторон зеркалам, но движение было, хотя он стоял, и тишина нависала, хотя он кричал, если бы мог слышать… наверное, уже сорвал себе горло. Но он должен знать, что он кричит, ведь, пока не услышит себя — его никто не услышит. Он силился и напрягал слух — бесполезно. Нет звуков. Надо вернуть тело… связь с ним и вытянуть наружу инстинкты, которые дадут то, что поможет без слов, движений и мыслей. Самая суть, что всегда защищает любого, если он с ней заодно. Целостность! Ее и разрушает Бездна! Вот как она проникает в глубь, делит на плоскости, а потом распыляет и их, после чего без усилия поглощает остатки. Она этим питается! Значит, это не небытие, а просто охотник и жертва, переиначенные до неузнаваемости.
«Тебя нет»
Надо играть, если это игра. Надо выжить… У Бездны свои законы. Она не даст сделать хоть что-то, что ты знаешь, потому что все то, что ты принес с собой, здесь исчезнет, так как здесь нет ничего и твоему «багажу» не во что перетечь и перейти. Он признан избытком, и ты его лишен. Однако ты в ней, ты проникаешь все глубже, и значит ты есть. Но для себя самого неимоверно сложно сделать этот вывод… Потому что нечему составить этот вывод.
Тогда нужно сделать что-то… нечто, что есть ты и этим будешь. Выразить себя и свою волю. Все, что остается.
Призыв? Нет. Карнаж просто направился куда-то. Не наугад, не по наитию, не по выбору и не по случайности…
Зойт схватил его за руку и выдернул из зеркала, толкнув в сторону воронки, что потоком осколков рвалась через зеркала.
Они оба оказались в коридоре с гладкими ровными стенами и потолком. Глаза постепенно привыкали, будто прозревшие от слепоты.
Белые прожилки в камне кладки дарили непонятную серую мглу, в которой виднелись очертания стен и покатых ступеней, ведущих наверх.
Даэран стоял перед Карнажем. Ловец удачи сидел на корточках и мерно покачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Молодчина, ты ЕЙ не поддался, — похвалил ларониец, пытаясь оторвать руки полукровки от головы, — По крайней мере, дал мне шанс тебя вытащить. Теперь мы внутри, что не сильно облегчает нам задачу. Надо выбираться отсюда и поскорее, пока мы не сошли с ума.
— Что это?! — внезапно вскочил на ноги Карнаж, поворачиваясь к ступеням.
— Где?! — колдун покосился в сторону одностороннего портала, через который они пришли сюда.
Воронка из мечущихся осколков постепенно уменьшалась. С другой стороны куски разбитых черных зеркал лились направленным потоком, а с этой смешивались в кашу, которая недвусмысленно давала понять, что будет с тем, кто рискнет шагнуть назад…
— Крысы!!! — закричал Карнаж, поняв, что странный нарастающий шум составляло движение неисчислимого множества коготков по каменным ступеням.
Теперь и Даэран расслышал громкий, приближающийся иступленный писк и шипение этих соседей всего живущего на Материке. Разносчиков чумы и болезней, предвестников несчастий и бед — крыс.
Феникс завертел головой по сторонам. Стены были гладкими. В них не нашлось трещин достаточно широких, чтобы прошел клинок. Потолок оказался достаточно высок, однако на нем кое-где имелись белые прожилки и возле них были видны очертания крючьев, вогнанных в камень почти до упора.
— Пришло время вернуть мой долг вам! — бросил полукровка ларонийцу и подпрыгнул, вцепившись в крючья руками.
Словно гигантский паук, прижавшись к потолку, он начал проверять насколько хорошо они там сидят, благо выбирать было из чего. Зойт слышал тихие проклятья, доносившиеся сверху, и нетерпеливо разминал пальцы.
Лавина крыс скатилась по ступеням неожиданно и устремилась на колдуна. Тот выкинул вперед руку, собираясь дорого продать свою жизнь, когда за нее ухватились пальцы свесившегося с потолка полукровки. Длинная цепь с мелкими звеньями обвила предплечье Даэрана, еще надежнее скрепив кистью «ловца удачи», и Феникс со стоном потянул колдуна вверх.
Зойт мгновение приходил в себя, когда его пальцы надежно держали холодное железо вбитого в потолок крюка. Напротив висел Карнаж, вперив в него безумные глаза:
— Не советую смотреть вниз, достаточно того, что мы будем слышать!
Едва полукровка произнес это, как слух прорезало такое, что они до конца своих дней не забудут. Внизу разверзлась сущая самоубийственная мясорубка. Крысы с рвущим ухо писком стремились к закрывающемуся одностороннему порталу, по дороге разбрасывая и убивая своих же собратьев и кидаясь в ненасытные «жевала» Бездны, перемалывающие их на частицы все убыстряющими вращение осколками.
Шум нарастал, словно карабкаясь наверх от кишащей внизу массы по стенам и запрыгивая в уши двоих, что висели под потолком. Он метался в голове и разрывал душу кривыми когтями ужаса, едва утихшего там после тоннеля и вот снова подступающего к горлу.
— Когда же это закончится!? — воскликнул бледный, как смерть, Зойт.
