«Результаты голосования: 87 % — „за“, 11 % — „против“, 2 % — воздержались».
— Будем надеяться, что одиннадцать процентов — это сомневающиеся, а не скрытые враги, — сам себе сказал лорд и отправился в центральный зал, куда стекалась возбужденная толпа. Было видно, что люди засиделись без дела и устали от тревоги. Предстоящая битва, несмотря на возможный результат, казалась им освобождением от постоянного беспокойства и вынужденного бездействия. Сайлас смотрел на радостные лица, и в голову ему приходили мысли о том, что, может быть, через несколько дней большинства не будет в живых или они займут свое место в бесконечной толпе шагающих по улицам Городов.
«А может, пришельцы их и не тронут, — закралась в голову шальная мысль, — может, оставят. На развод». Но он прогнал эту трусливую мыслишку, которая была недостойна этих людей, с таким ликованием встречавших свою будущую гибель.
Зал гудел, как пчелиный улей, но когда на трибуну поднялся Чао Тай, все разом смолкло.
— Друзья мои! Братья и сестры! Сегодня мы приняли самое важное решение в своей жизни! Мы больше не будем убегать и прятаться, мы выступим и дадим бой мерзким тварям, которые убеждены, что человечество годится только на то, чтобы подпитывать энергией их скользкие туши! И пусть мы погибнем, но мы докажем себе и богам, которые, я уверен, слышат нас, что у нас еще остались гордость и воля! Да здравствует Человек! Ура!
Под сводами зала грохнуло такое «Ура!», что многим показалось, что свод неминуемо рухнет. Потом выступали другие ораторы, речи которых тоже пользовались большим успехом, но Сайлас их уже не слушал. Он обратил внимание, что почти все члены вчерашнего Совета потихоньку покидают собрание. Увидев Алекса, направляющегося к выходу, он поспешил присоединиться к нему.
— А, вот ты где, — облегченно приветствовал его рыжий. — Хорошо, что ты меня нашел. Пойдем, сейчас прежде всего нам нужно обсудить все, что необходимо сделать для подготовки такой масштабной акции.
Они быстро шли по коридорам, освещенным холодным светом потолочных светильников. По дороге Сайлас поделился с Алексом своими сомнениями в мерах безопасности. Но тот только отмахнулся.
— Ты преувеличиваешь, — сказал он. — До сих пор анализа вполне хватало. И ты вообще, по-моему, преувеличиваешь прозорливость пришельцев. В любом случае сейчас менять что-то поздно. Направь лучше мысли на подготовку похода. Сейчас это гораздо важнее.
Бонсайт нехотя согласился с другом, но беспокойство не оставляло его. Впрочем, после многочасового совещания, на котором обсуждалось множество самых разнообразных вопросов, связанных и с вооружением, и со стратегией, и с провиантом, и с транспортом, и много-много с чем еще, он думал только об одном — о подушке, на которую наконец сможет приклонить свою пылающую голову.
На следующий день совещание возобновилось.
Вся неделя прошла в непрерывных сборах и подготовке к предстоящей акции. Планы строились и отвергались, списки составлялись и изменялись. Через несколько дней почти все обитатели пещерного города походили на собственные тени. Но припасы были собраны, оружие проверено и роздано, транспорт подготовлен, и разведчики высланы. Два дня было отведено для отдыха. Чао Тай приказал всем будущим участникам похода есть, спать и набираться сил. Но мало кто выполнил это приказание. Люди старались как можно больше времени провести со своими родными и близкими. Все понимали, что, скорее всего, это их последний шанс побыть вместе.
Вечером первого дня «отдыха» Сайлас вышел на каменистую гряду, которая шла вдоль всего скального массива, где располагался Центр. Зловещее багровое солнце заваливалось за горизонт, окрашивая небо в ядовито-алый цвет. На сердце у Бонсайта было неспокойно, вся затея ему казалась авантюрой, но он дал себе слово следовать за своими товарищами, куда бы они ни направились, и старался это слово держать.
— Какой чудовищный закат, — послышалось за его спиной.
Сайлас резко обернулся и увидел непривычно серьезного Алекса.
— Да, кажется, что он не предвещает ничего хорошего, — согласился он. — Впрочем, как и все остальное. Я стою здесь и думаю, не лучше ли все отменить, пока не поздно. Чужаки гораздо сильнее нас и лучше подготовлены. Вся их история — это история войн и захватов. Что может противопоставить им кучка людей? Это верная гибель.
Он высказался, и ему стало легче от того, что он поделился своими сомнениями. Алекс некоторое время молчал, пристально вглядываясь в утопающее в багрянце светило.
— Ты знаешь, — наконец заговорил он, — всю свою жизнь я пил, волочился за юбками, кропал статейки, сплетничал, правда, в меру. И считал, что это и есть жизнь. Я поездил по миру, иногда у меня даже водились деньги. У меня была приличная квартира, хорошая машина и красивая жена, пока я не достал ее окончательно. Я пил и оправдывал это тем, что-де творческая натура нуждается в расслаблении. Какая, к черту, творческая натура! Жалкие писательские потуги. Я только здесь понял, что значит жить по-настоящему. Я здесь нужен, я делаю что-то для всех, я участвую в чем-то важном. И еще. Я ощутил гордость. Не за людей, не за человечество. Это глупые напыщенные фразы. Я по-прежнему уверен, что по природе своей человек мелок, злобен и завистлив. Я ощутил гордость, которая не позволяет этому злобному эгоистичному существу склоняться перед тем, кто сильнее, не позволяет ползать на коленях и лизать чьи-то сапоги. Я презираю врага, я плюю ему в лицо, пусть даже этот плевок будет последним, что я сделаю в своей жизни. Я уверен, что почти все здесь испытывают нечто похожее. Если единственное, что мы можем противопоставить наглым захватчикам, — наша смерть, значит, мы умрем, чтобы они поняли, что ни запугать, ни сломить нас не удастся. В моем веке был лозунг: «Умрем, но не сдадимся!» Так вот это то самое. Если в нашей жизни ничего не осталось, кроме гордости, значит, мы умрем с ней и за нее. Иначе все отсюда давно разбежались бы. Чтобы прятаться по углам и пресмыкаться перед этими склизкими тварями.
Он замолчал, и Сайлас тоже не произнес ни слова, обдумывая сказанное.
— Наверное, ты прав, — наконец сказал он. — Пойдем, выпьем по этому поводу. «Идущие на смерть приветствуют тебя!»
И они, обнявшись, отправились в пещеры, распевая на ходу несколько двусмысленную и не совсем приличную песню с многовековой историей.
В последний день перед выступлением Бонсайту в голову пришла неожиданная и довольно дикая мысль. Он почему-то решил выучить русский язык. Зачем это ему нужно, он не совсем понимал, но его забавляла мысль, как удивится Алекс, когда он заговорит с ним на его родном языке. Поэтому, когда все остальные собирались, тренировались, последний раз занимались любовью или говорили все, что не успели сказать за всю предыдущую жизнь, лорд Бонсайт добыл лингвистический диск и выучил русский язык, который показался ему не очень красивым, не очень благозвучным, но уж точно «великим и могучим». Особенно в области нецензурной лексики.
На следующее утро он поздоровался с Алексом по-русски, снабдив приветствие таким количеством отборной матерщины, что рыжий густо покраснел и с испугом огляделся по сторонам, не слышал и не понял ли кто-нибудь. Эффект превзошел все ожидания Сайласа. Он хохотал, глядя на смущенного Алекса, и никак не мог остановиться. Наконец и тот рассмеялся.
