— Да, жива, потому что родом из крепких фермеров. Только жалуется на высокое давление и избыточный вес.
Оуэн терял женщину, которая двадцать лет, пусть с трудом, все же ладила с его матерью. Что до Джулии, она еще не была в Пенсильвании и не познакомилась с его сварливой родительницей.
— Мамино имущество никому не нужно. Вообще беда в том, что вещи переживают людей.
Разве для того он приехал сюда, чтобы говорить о мебели?
Филлис почувствовала, что ее бывший муж медлит, что ему не хочется уходить из комнат, которые он так любовно ремонтировал и подновлял, и сказала, не глядя на него:
— Может, выпьешь кофе, если у тебя есть свободная минутка. Надеюсь, в гостиной еще найдется местечко где присесть.
— Нет, Филлис, спасибо. Мне надо бежать, да и у тебя мало времени. Не забудь сообщить Халлорану данные о моих скромных доходах. Пусть они с Дэвисом переговорят обо всем.
Дэвис был его адвокатом, одним из тех, кого никто не мог переспорить. Изрядный циник, он внушал Оуэну, что хотя его жена и является потерпевшей стороной, он как единственный добытчик в семье не должен нести никакого материального ущерба. Филлис станет как бы его служащей, получающей каждый месяц определенное жалованье на содержание себя и детей. На этом его обязательства перед бывшей женой кончаются. Дом останется за ней, но его сбережения — за ним.
Словно чувствуя, что сделка будет невыгодная для Филлис, но и не желая отказываться от предложенного адвокатом плана, Оуэн топтался на кухне возле стола из кленового дерева, который они с Филлис купили в Нью-Йорке на Седьмой авеню, в самом центре деревни. Когда подросли его четверо детей, стол оказался слишком мал для всего семейства, и они ели по очереди, или же кому-то приходилось жевать бутерброд за кухонной стойкой. Оуэн вспомнил об этом с грустью.
Больше года он не был в своем прежнем доме так рано. Луч встающего солнца падал на пластмассовый циферблат электрических часов, показывающих без двадцати девять. Под часами Филлис скотчем прикрепила сделанные в школе цветные фотографии Флойда и Евы.
Обратной стороной ладони Филлис разгладила распечатки с колонками цифр его доходов.
— Спасибо, — сказала она. — Он такой дотошный.
Оуэн понял, что она имеет в виду Халлорана.
— Дэвис тоже, — согласился он.
— Знаешь, у меня такое ощущение, будто нас просвечивают рентгеном.
— Да, сладкая. Они пользуются нашим положением, чтобы получить высокие гонорары. Обдерут нас и примутся за других.
— Но из-за чего все это у нас?
Он знал этот взгляд искоса и знал это движение рукой, которым она поправляла волосы за ушами; и взгляд, и жест означали, что говорится нечто важное.
— Как из-за чего? Причина стара как мир. Твой муж встретил другую женщину.
Надо говорить напрямик. Сантименты теперь уже ни к чему.
— Мне это трудно понять. Джулия кажется мне какой-то ненастоящей.
— Ошибаешься, милая. Она вполне настоящая в том, что для меня имеет значение.
— Ты имеешь в виду постель? Постель с женой священника?
Он молчал. Неужели так просто? И это в нашей сложной жизни?
— Прости, если я тебя обидела. Но по-моему, ты слишком многого жаждешь от того, чем, помимо всего прочего, занимаются люди. Что-то я совсем разволновалась.
— Нет, ты прекрасна. Прекрасна как всегда. Такой и останешься, — сказал он в качестве прощального привета. — Правда, если только захочешь.
Филлис встретила его комплимент молча и снова заговорила о Халлоране:
— Он сказал, что мы очень подходим друг другу. И дети тоже так считают.
— Не надо, пожалуйста, не надо. Мы уже целый год говорим об этом.
— А, тебе надоело, знаю. Тебе со мной скучно. Но меня огорчает, что ты, человек, придумавший «Диджит-Айз», не видит того, что видят все в поселке. Не видит, что она притворщица и обманщица, которая ищет своей выгоды.
Эти слова сопровождались тяжелым вздохом и коротким смешком, чтобы сдержать слезы.
— У всех в поселке своя жизнь, свои радости и огорчения. Они привыкли к нам, как привыкли к обстановке в доме. Но мне не нравится, какими мы стали. Замужество плохо на тебя действует.
— Поэтому ты предпочитаешь еще кого-то? Фэй, полагаю, была не последней. Знаешь, я воспринимаю твои похождения как наказание за то, что была тебе плохой женой. Но я не сетую. Виной всему мужская природа.
— Ты абсолютно права, — поспешил согласиться Оуэн, заметив, что на щеках Филлис заблестели слезы. Ему не хотелось, чтобы близкая женщина, которая была выше житейских дрязг, чувствовала себя виноватой. — Ты всегда бываешь права.
— Нет, не всегда, не отделывайся пустой фразой. У тебя есть одна привлекательная черточка: ты так и не повзрослел по-настоящему. Ты был такой умный, что тебе не обязательно было взрослеть. Ты мог оставаться подростком и все же поступать как взрослый и работать как взрослый. Во всяком случае, до последнего времени, по словам Эда.
Упоминание имени партнера Оуэн пропустил мимо ушей.
— Ладно, пусть будет так, если ты точно знаешь, когда кончается юность и начинается зрелость. Но я стараюсь быть взрослым, стараюсь выбраться из трясины, в которой мы оба увязли. Самому выбраться и тебя вытащить. А любовь прошла, вот и все.
— Я никогда не говорила, что разлюбила тебя, — тихо сказала Филлис.
Оуэн почувствовал, что на глаза ему навертываются слезы, слезы жалости, — и пересилил себя.
— Это я разлюбил тебя, как ты не понимаешь? Ну, хватит об этом. Мы уже столько раз выясняли отношения. Было время, когда я хотел тебя, теперь хочу ее. После этого я перестану хотеть. Я сказал Дэвису, чтобы он соглашался на любые разумные условия. Старшие наши дети уже достаточно подросли, а Флойда и Еву мы совместно поставим на ноги.
— Ванесса говорит, что Ларсон готов простить ее и уехать в другой приход.
— Мало ли что говорит Ванесса! Ей бы мужчиной родиться. Любит командовать и лезть в чужие дела.
— Ванесса живет в реальном мире, в котором мы с тобой не научились жить, — продолжала Филлис. Щеки у нее горели. — А Джулия напоминает мне мою мать. Жена профессора, жена священника — в обоих случаях все делается напоказ. Это ведь оскорбительно, неужели не видишь?
— Я все вижу. Но видеть еще не значит делать, — сказал он, чувствуя, что дело идет к ссоре. — Пора принимать окончательное решение. Ты достаточно молода, здорова, по-прежнему красива…
— Один ты и считал меня красивой. Джейк Лоуэнталь называл меня закомплексованной девицей-недотрогой протестантского толка. Заторможенная, говорил, в своем развитии.
— Это было давно. И это неправда.
— Я достаточно молода, чтобы заарканить другого мужчину — ты это хотел сказать? Но где его взять в этом жалком поселке? Разве что Эд. Но ему вообще не нужна женщина. Он только ест и целые дни просиживает перед экраном, чтобы набить карман. Стейси говорила, что единственный способ затащить его в постель — это…
