Выйдя к колодцу, он увидел, что тот закрыт новой толстой доской. Шиб провел рукой вдоль каменного бордюра. Камни, еще вчера влажные и скользкие, были сухими и теплыми. Рядом на земле лежал молоток и несколько длинных гвоздей. Если Коста оставил их здесь, значит, он где-то неподалеку. Шиб осмотрелся по сторонам. Все вокруг выглядело мирным и спокойным, и он не мог понять, откуда взялась тревога.
Желто-голубая бабочка села на молоток, снова вспорхнула и опустилась на цветущий розовый куст, рядом с которым змеился поливочный шланг, Коста оставил здесь даже сапог, машинально отметил Шиб и тут же подскочил как ужаленный. Сапог?
Из-под куста торчал коричневый резиновый сапог. Не беги, одернул себя Шиб, чувствуя, как бешено колотится сердце. Иди спокойно.
Сапог был большим, по крайней мере сорок четвертого размера. Он был натянут на ногу, в него была заправлена перепачканная землей брючина из грубой ткани. Шиб стиснул зубы и наклонился.
Коста смотрел на него, лежа на спине, закинув одну руку за голову и вытянув другую вдоль тела. Рот его был полуоткрыт, как у человека, задремавшего после обеда. Бабочка опустилась ему на лицо и, перебирая тонкими лапками, переместилась в угол рта, но он не согнал ее. Она не улетала, крылья ее слегка подрагивали. Шиб коснулся руки Коста. Холодная. Наклонившись ниже, он заметил тень, промелькнувшую во взгляде садовника. Облако, проплывавшее над ними, отразилось в мертвых глазах. Теперь Шиб увидел кровь— небольшую лужицу, растекшуюся вокруг головы Коста и почти впитавшуюся в землю. Кровь была и на острых камнях, выложенных вокруг клумбы с розами. Коста зацепился ногой за шланг и, упав, разбил голову. Нелепая мгновенная смерть в лучах восходящего солнца. Шиб протянул руку к бабочке и схватил ее. Крылья затрепетали под его пальцами. Он выпрямился и направился к дому. Бесполезно обыскивать сад— он был уверен, что не найдет ничего необычного. Просто несчастный случай, из тех, что происходят каждый день. Конечно, Коста слишком удачно раскроил себе череп на следующее утро после того, как собирался рассказать об убийстве щенка, но разве полицейские увидят в этом что-то, кроме простого совпадения? А впрочем, разве тут может быть что-то другое? Разве их с Гаэль теория о наличии всеобщего заговора не потерпела крах? Войдя в дом, он увидел Айшу, которая несла детский трехколесный велосипед.
— А я и не слышала, как ты приехал, — сказала она. — Вот решила навести порядок... Что случилось? На тебе лица нет.
— Коста упал, разбил голову и умер. У колодца.
— О, господи, он упал в колодец? — воскликнула Айша, роняя велосипед.
— Нет, рядом с ним. Поскользнулся и упал затылком на острый камень. Надо вызвать полицию.
Айша растерянно смотрела на него.
— А ты зачем приехал так рано?
— Хотел задать ему несколько вопросов. По поводу убийства щенка. Он что-то знал.
— Но, Леонар... что ты скажешь легавым? Как объяснишь, чем здесь занимался?
Об этом он не подумал.
— Я им скажу, что Коста обещал мне вчера редкие цветы для подружки.
Айша с сомнением покачала головой.
— Будем надеяться, что Андрие не расскажет им обо всем. Если выяснится, что ты выдавал себя за частного детектива, у тебя будут серьезные неприятности.
Да, и это еще мягко сказано. Он будет по уши в дерьме!
Комиссар, нахмурив брови, разглядывал тело, лежавшее у его ног.
— Не повезло бедняге, — пробормотал он. — Ну где там эта чертова «скорая», Тео? — Он нетерпеливо обернулся к лейтенанту, который сопровождал его и в прошлый раз. Шиб заметил, что лейтенант с тех пор успел отпустить усы— тонкие каштановые усики, которые он то и дело поглаживал.
— Скоро будет, шеф, — ответил он. — Меня больше интересует, зачем он пошел к этой клумбе.
— Да просто решил полить цветы, зацепился за шланг, и все. Финита ля комедия!
— Да, но он оставил инструменты у колодца, — продолжал настаивать Тео. — Как будто не успел закончить работу, и тут его что-то отвлекло. Он пошел посмотреть, и вот...
— Зацепился за шланг и упал, — продолжил комиссар. — Какая разница? Результат-то один. Это ничего не меняет.
«Это все меняет», — подумал Шиб. Разумеется, Тео был прав. Кто-то или что-то привлекло внимание Коста. В глухом углу сада, который не виден из дома. Именно там ему размозжили голову, а потом положили тело таким образом, чтобы придать убийству вид несчастного случая.
— Вы будете требовать вскрытия? — спросил Шиб.
— Вскрытия? Чего ради? Никто не будет делать вскрытие просто так. В любом случае такие вопросы решает судья. Но я не думаю, что он захочет транжирить деньги налогоплательщиков, когда налицо явный несчастный случай, — добавил комиссар, отходя, чтобы дать место санитарам с носилками.
Шиб медленно направился к дому. Тео записал его показания, обратив особое внимание на тот факт, что он, Шиб, находился здесь каждый раз, когда происходило очередное трагическое событие. На это Шиб возразил, что трагические события неизбежно связаны с его родом деятельности. Тео в ответ скептически усмехнулся.
Бланш сидела в столовой перед чашкой остывшего кофе. Айша сообщила ей о смерти Коста полчаса назад. Лицо женщины было спокойным. Увидев Шиба, она спросила:
— Вы уверены, что он мертв? — и, когда тот утвердительно кивнул, выдохнула: — Боже мой...
«Эпитафия могла бы быть и подлиннее», — подумал Шиб, садясь напротив нее.
— Вы сообщили мужу? — спросил он.
— Вы только и делаете, что спрашиваете меня об этом, — откликнулась Бланш и добавила: — Айша сейчас принесет кофе.
— Плевать мне на кофе. Я спрашиваю, вы предупредили Жан-Юга?
— А я спрашиваю, не хотите ли вы кофе?
— Во что ты играешь? — процедил Шиб, хватая ее за запястье.
Бланш вырвала руку.
— Ни во что. У вас слишком разыгралось воображение, Морено, вам нужно успокоиться. Выпейте кофе.
На пороге появилась Айша с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник и две чашки.
— Спасибо, — пробормотал Шиб сквозь зубы. Когда девушка вышла, он обернулся к Бланш.
— С чего ты сегодня такая агрессивная?
— Не знаю. Наверное, потому, что не хочу разговаривать. Хочу остаться одна.
Шиб немедленно поднялся.
— Я ухожу.
— Я же говорила, что ты не сможешь мне помочь, — бросила Бланш ему вслед.
— Что ж, прекрасно. Оставь все как есть. Так будет лучше всего. Главное, ничего не меняй. Продолжай загибаться потихоньку.
— Какой же ты мудак!
Бланш произнесла эти слова, не повышая голоса и даже не глядя на него. Она неотрывно смотрела в свою фарфоровую чашку. Внезапно Шиб ощутил огромную усталость. И, кажется, желание заплакать. Он должен был что-то сделать или сказать... нельзя же оставлять ее вот так, в этом молчаливом отчаянии. Но он чувствовал себя таким слабым, что боялся рассыпаться на мельчайшие частички, подобно песку, взвихренному порывом ветра. Почему ему кажется, что без этой женщины он не сможет сохранить свою человеческую природу?
