Мир вокруг меня сомкнулся.
— Девочка была вашей дочерью?
Мэр повернулся и взглянул на меня в первый раз с того момента, как сел в машину. Это было не лицо — просто дыра с появляющимися из нее словами.
— Да…
У меня внутри все сжалось. Несколько секунд я молчал, потом спросил:
— Что случилось в ту ночь? Кто переехал Сару?
Мэр сказал тихо:
— Я не знаю. — Он потряс головой. — Сара выскользнула за дверь, вот как это произошло. Дверь была открыта, и она просто вышла наружу. — Голос у него дрожал. — Отвези меня назад, Лоренс, пожалуйста.
— Вы спорили с Лайзой… Вы говорили с ней по телефону больше часа. Почему она напилась?
Мэр чуть качнул головой.
— Она была в депрессии… Она хотела, чтобы я приехал посмотреть костюм Сары. — Его голос перенапрягся. — Я не мог… не мог встретиться с ней тогда. — Он испустил долгий вздох. — Все приближалось к концу, все. Я сказал ей это. Срок жизни при раке Джин менее пяти лет. Я сказал Лайзе, чтобы она держалась, что все близко к завершению. — Вновь он на мгновение умолк. — Я хотел оберечь достоинство Джин. Я думал, мы сумеем переждать. Мы были так близки к тому, чтобы все это кончилось. — Его голос надломился, он покачивал головой.
И снова тихо заговорил:
— Я не плохой человек, Лоренс. Я не… Не гляди на меня так… — Он открывал и закрывал глаза. — Правда… ну хорошо. — Он сказал это так, будто я задал вопрос. — Правда в том, что я не мог оставить Джин, ясно? Моя стоянка много лет терпела убытки. За все платила Джин. У меня не было будущего без ее денег. Мне необходимо было дождаться, чтобы она умерла. Я не мог уйти от нее. Ну как я мог сказать это Лайзе, как?
Руки мэра сжались в кулаки. Он судорожно глотал.
— Я чувствовал, что поступаю правильно, ты понимаешь? Я думал, что сумею со всем справиться. Все эти годы я оставался с Джин. Я оберегал ее достоинство.
Я сказал:
— Джин, должно быть, знала про Лайзу?
Мэр медленно повернул голову.
— Нет… она не знала. Лайза переехала сюда, когда Саре был почти год. Я отправил ее в контору Джин, чтобы та подобрала ей жилье. Лайза сочинила историю, будто спасается от опасного сожителя, прячется. Джин всему поверила и сама оформила все как благотворительность.
— А зачем Лайзе понадобилась чужая фамилия?
— На случай, если у Джин возникнут подозрения и она захочет проверить.
Я сказал:
— Вы все предусмотрели.
— Что плохого в желании сделать для всех как можно лучше? А я именно это и старался делать. — Мэр сказал категорично: — Изменился мир, не я.
У меня возникло ощущение, что он отвлекает меня от сути. Даже теперь он прятался за своими словами. Я спросил:
— Что случилось, когда Лайза позвонила Джин?
Мэр переменил позу.
— О чем ты?
— Лайза позвонила вам домой, когда вы уже были в торговом центре. У меня есть записи телефонной станции. Это тогда Лайза сказала Джин, что Сара — ваша дочь?
Когда я умолк, лицо мэра побелело. Я понял, что про разговор Лайзы и Джин он не знал.
Никто из них ему не сказал.
Мотор урчал в тишине холодного утра. Снова пошел снег. Я спросил:
— Где Лайза? — Но прежде чем он успел ответить, в пассажирское окно забарабанил телерепортер, и я инстинктивно нажал на газ, колеса завращались, багажник занесло, но затем шины схватили покрытие.
Я высадил мэра вблизи его стоянки, но повторил вопрос:
— Где Лайза?
Он сказал негромко:
— Клянусь, я не знаю. Не знаю. Не то бы я сказал тебе.
Глава 40
День клонился к вечеру. Я сидел у себя дома. Да, мэр не знал о разговоре Лайзы и Джин. Что ей сказала Лайза? Или девочка пропала уже тогда? Я тщился перебрать в уме такое множество возможностей.
Но правду знала, конечно, только Лайза — или, быть может, Джин.
Я расчислил, что и мэр уперся в тот же самый факт: две женщины в его жизни стакнулись за его спиной. Только они прятали тайну того, что произошло.
Телевизор показал в прямом эфире автостоянку мэра, полощущиеся на ветру флаги, пустой трейлер. Камера задержалась на разбитых ветровых стеклах. Затем я увидел записанные кадры: мы с мэром в машине на той улице, где погибла девочка. Камера попятилась, чтобы включить белый фасад дома с квартирой, где жила Кэндол, и мостовую, где умерла девочка.
Затем представитель полицейского управления сообщил, что следователи вновь изучают обстоятельства, связанные с гибелью ребенка. Он вновь попросил отозваться всех, кто был вблизи места трагедии в ту ночь.
Мэра допрашивали на протяжении дня. Он появился на ступеньках тюрьмы графства, освобожденный под обязательство явиться в суд по первому требованию. Он выглядел выжатым. Его заслонял адвокат. Мэра назвали «лицом, представляющим интерес» в предстоящем расследовании исчезновения Кэндол.
Мне позвонил член городского совета и сообщил, что я уволен в связи с моей причастностью к сокрытию улик.
Полчаса спустя телефон снова зазвонил. Я подождал, чтобы включился автоответчик. Это была Лойс. Она сказала, что вот-вот напьется. Ее тоже уволили вместе с шефом.
— Я знаю, что ты все еще тут. Видела тебя по телевизору… Слушаю песню «Поженимся завтра, но медовый месяц начнем сейчас!» Ты знаешь эту вещь? — Она прокашлялась. — Куда ты отправился прошлой ночью, Лоренс? Надеюсь, ты не смылся и не бросил меня навсегда? Я все больше и больше верю в эти кассеты. Как фамилия того человека, уцелевшего в Холокосте? Хочу ему позвонить. У меня к нему предложение.
Через полчаса новый звонок. Я не стал брать трубку.
Включился автоответчик. Голос Джанин.
— Кое-кто хочет сообщить тебе, чего он ждет на Рождество.
Трубкой завладел Эдди. Он говорил с детской стремительностью, перечисляя то, что ему требовалось: С-ЗРО, R2-D2 и Чубакка.[17]
Я подумал, что мог бы слушать его до конца жизни.
В вечернем свете я пошел в комнату Эдди и постоял там, глядя на плакаты «Звездных войн» на стене — трилогии самых любимых его кинофильмов за всю коротенькую жизнь. Я подумал о Дарте Вейдере, он же Анакин Скайуокер, отец, перешедший на сторону темных сил и скрывший лицо под маской, чей сын, Люк Скайуокер, узнал лишь много лет спустя, кто был его отцом. Я сиживал с Эдди по два часа, следя, как Люк Скайуокер ищет отца, которого никогда не знал, как освобождает его от власти темной силы. Вот как мы начали жить и умирать под масками. Я подумал о той скорбной ночи масок Хэллоуина, когда все это началось, и о Кайле в его футбольном шлеме, прячущимся от того, что он натворил.
