– У меня такое ощущение, что здесь зрел нарыв, – объяснила я. – Зрел, зрел и прорвался.
– Может быть, – протянула Элла задумчиво.
Помолчала и повторила:
– Даже очень может быть…
Несколько минут в комнате стояла тишина. Потом Элла сказала:
– Знаешь, что самое странное?
– Что?
– Кто-то стер запись видеокамеры за прошедшую ночь, – сказала Элла.
– Нашей видеокамеры? – уточнила я.
– Ну, да! Той, что над воротами висит! Выходит, в твоей комнате рыскал кто-то чужой! С улицы пришел!
– Или соседи…
– Или соседи, – согласилась Элла. Споткнулась, вскинула на меня удивленный взгляд и спросила:
– Знаешь кто?
– Догадываюсь, – ответила я.
– А кто стер запись, тоже знаешь?
– Тоже догадываюсь, – поправила я.
Элла пожала плечами.
– Ерунда какая-то… Не взяли ничего.
– Ничего.
– И шприц этот… Интересно, зачем его принесли?
– Думаю, затем, чтобы меня вырубить, – объяснила я. – Уверена, что там сильное снотворное.
– И кто это был?
Я вздохнула. На мой взгляд, это очевидно.
– Тот, кто не знал, что я ночую в доме Стефана.
– То есть?
– То есть, кто угодно, кроме тебя и Максима. Вы знали, что я остаюсь с Марийкой. Значит, усыплять меня у вас не было никакой необходимости.
– Действительно, – согласилась Элла. – Не было. А кто запись стер?
– Вот этого я не знаю.
– Я не стирала, – сказала Элла. Посмотрела на меня и спросила:
– Веришь?
– Верю, – ответила я. – Я тоже не стирала. Веришь?
– Верю.
– Вот и отлично. Значит, на двоих подозреваемых стало меньше.
– Уже хлеб, – порадовалась Элла.
– Да.
Несколько минут мы обдумывали последние события. Затем Элла поднялась с кровати.
– Ладно, пойду… Спать-то хочешь?
– Да, пожалуй…
– Вот и спи, – пожелала Элла. Поправила одеяло и сказала:
– Доброй ночи.
– И тебе, – ответила я сонным голосом.
Успокоительное меня и вправду успокоило.
Остаток ночи я провела без снов.
На следующий день я спросила Максима:
– Разрешите мне с Толиком поехать в больницу к Жене.
– Господи! – обрадовался Максим. – А я не знал, как вас об этом попросить! Сам не могу, дел полно, Элла не хочет. Одного Толика отправлять – дохлый номер. Он у нас мальчик дубоватый…
– Я съезжу, – успокоила я.
– Это прекрасно. Да, Аня…
Максим нерешительно споткнулся.
– Что?
– Давай на «ты», – предложил Колобок от всего сердца. – Ты с нами через такое прошла, что глупо «выкать».
– Согласна, – ответила я.
– Отлично. Подожди минутку…
Максим ушел в свой кабинет и вернулся назад через пять минут. В руках у него была чековая книжка.
– Зайди к главврачу, – попросил он. – Пускай счет выпишет. Я расписался внизу, тут только сумму проставить нужно. Проставишь?
– Проставлю.
– Марье Гавриловне не говори, – предупредил Максим.
– Почему? – удивилась я.
Макс пожал плечами.
– Гордая она… чрезмерно. Я ей помощь с самого начала предлагал. Ни в какую!
– Почему? – повторила я.
– Не знаю. Не хочет обременять, наверное… И еще: узнай у врача, что можно сделать для девочки по самому высшему разряду. Если у нас не могут ей помочь, могут ли за границей. В общем, на что способна медицина в принципе. Поняла?
– Поняла, – ответила я.
– Ну, счастливо.
В больницу мы приехали быстро. Утренние дороги были почти пустыми.
Найти Марью Гавриловну не составило никакого труда. Она сидела в приемном покое. Костюм, который я привыкла видеть идеально отглаженным, помялся, блузка пестрела разноцветными пятнами. Лицо Марьи Гавриловны потемнело и осунулось. Но, как ни странно, все это вместе взятое сделало ее в моих глазах живым человеком, а не роботом, которого я немного побаивалась.
– Как вы? – спросила я участливо.
Марья Гавриловна подняла голову и вышла из ступора, в котором пребывала.
– Нормально, – ответила она. Подумала и добавила:
– Спасибо.
– А Женя как?
Она вздохнула.
– Никак. У Женьки глубокий шок.
– Что это такое? – спросила я.
– Это похоже на кому, – объяснила Марья Гавриловна.
– Но из нее выходят?
Она посмотрела на меня с кривой усмешкой.
– Выходят. Только не известно, выйдет человек с мозгами или без них.
Я не стала ее утешать. Да и что я могла сказать утешительного в такой ситуации?
Я села рядом с ней на кожаный диванчик и спросила:
– Это Стефан? Отец ребенка?
Марья Гавриловна сильно вздрогнула и медленно повернулась ко мне всем телом.
Несколько минут внимательно рассматривала меня, потом молча наклонила голову.
– И вы ему это спустили? – горько попеняла я.
Марья Гавриловна молчала.
– Неужели ничего не предприняли?
Домоправительница разомкнула пересохшие губы и ответила ужасающим спокойным голосом:
– Сначала хотела убить.
– И почему не убили?
Она бросила на меня короткий взгляд.
– А Женька?
– Это верно, – согласилась я. – Но вы могли его посадить. За совращение несовершеннолетних.
– Ага, – ответила Марья Гавриловна все с тем же неприятным спокойствием. – А потом Элла Сергеевна нас обеих уволила бы.
– Думаете, уволила бы?
– А вы думаете, нет?
Я промолчала.
Конечно, видеть Женю каждый божий день для Эллы после этого было бы невыносимо.
– Я по-другому решила, – продолжала Марья Гавриловна, хотя я не расспрашивала. – Пускай платит. Женьку лечить нужно. Правда, неизвестно, будет ли толк… А если не будет, ей на что-то жить нужно. Вот я и решила: пускай обеспечит мою девочку.
– Обеспечил? – спросила я.
