— Именно, — кивнул барон. — И до сих пор не могу понять: зачем это тебе нужно? Вы же во Христа не веруете? Так объясни мне, Степан, чем для варвара те, которые кладут крест справа налево, лучше тех — которые крестятся наоборот?
— А есть разница? — я постарался максимально достоверно изобразить заинтересованность в этом вопросе. — Я и не знал…
— Тем более, — обрадовался фон Шварцреген. — Так расскажи мне, где реликвия, и забудем обо всем, как о случайном недоразумении. Ты же не ребенок. Дома небось тоже приходилось от вождя незаслуженную взбучку получать?..
— Бывало, — согласился я. — Но я, господин барон, по-прежнему не понимаю, с чего вы решили, будто я к этому причастен?
— Сам подумай… — дернул плечом рыцарь. — От верного человека нам ведомо, когда из Белозерска была отправлена реликвия.
— И что? Кроме обоза Круглея в тот день никто не покидал город?
— Почему… были и другие. Но всех, кто двигался на запад или север, уже проверили… — по тону барона было понятно, что количество душ в православном раю увеличилось, а потому отправлять туда еще одну или нет — для него не вопрос.
— С купцом понятно. И все же — я тут с какого боку.
— Это мы уже обсуждали. Если мощей нет у купца, значит, они у того воина, что негласно сопровождает и охраняет обоз. А теперь — ответь: кто помог Круглею отбиться от разбойников?
— Так я этого и не скрывал.
— Этого — нет, а второй раз? Фридрих ведь узнал тебя.
— Он сказал, что похож.
— Похож — это когда есть с кем сравнивать, — ухмыльнулся барон. — А если во всей округе нет ни одного чужака кроме тебя? И ты же не станешь отрицать, что похож на самого себя? Что скажешь?
— Я расскажу… — Мысль, только что пришедшая мне в голову, была не бог весть как умна, но базировалась на древней истине. Если хочешь грамотно соврать, скажи побольше правды. — Но, боюсь, вы мне не поверите. Случившееся со мною настолько невероятно, что и самому до сих…
— Ты рассказывай, — барон взял поднесенный ему Жнецом нанизанный на кинжал большой шмат восхитительно пахнущей и истекающей жиром ветчины. — И я надеюсь услышать от тебя нужный мне ответ, пока поем. Потом — не обессудь… Жнец! Подкинь-ка в костер еще дровишек. Начинай… — рыцарь повернулся ко мне и вгрызся зубами в мясо.
— Примерно седмицу тому я отправился на охоту. Но что-то ничего достойного не попадалось, а ближе к вечеру неожиданно налетела гроза. Если бы только дождь — пошел бы обратно, но молнии хлестали так, что жуть пробирала. И я решил переждать ненастье в пещере. В наших горах их и искать не надо. Не на каждом шагу, но… В общем, я забрался внутрь. Перекусил и, видя, что зарядило надолго, прилег вздремнуть. Сколько проспал, судить не берусь, но когда проснулся — уже светало. Ливень к тому времени поутих, и я выбрался наружу. А когда осмотрелся — понял, что не знаю, где нахожусь. Вокруг был совершенно чужой лес… Я долго бродил по нему, стараясь отыскать хоть какие-то следы людей, и только на исходе третьих суток услышал отзвуки сражения. Поспешил туда и увидел обозников, отбивающихся от разбойников… А все остальное вы уже знаете.
— Забавная сказка… — барон проглотил последний кусок. — Что ж, как я понял, правды ты сказать не пожелал. Ладно. Это твое дело, ну и я свое слово сдержу. Жнец! Как передумаешь — кричи громче…
Тут меня и накрыло. Гены прадедов, сражавшихся за веру и Отечество, пробудились — или ярость безысходности, но я прикрыл глаза и кивнул:
— Наклонись ближе…
— Давно бы так, — хохотнул фон Шварцреген и подался вперед.
А когда его благородная физиономия оказалась на расстоянии вытянутой руки, я собрался и смачно харкнул прямо в насмешливые глаза барона.
* * *
Теплая и мягкая темнота не торопилась отпускать, да и я сам не очень-то и спешил покинуть ее уютные объятия. Но острая, пульсирующая боль в затылке с настырностью будильника тащила меня в реальность, одновременно возвращая память о последних событиях…
Похоже, после моего, прямо скажем, не слишком умного поступка, Жнец от души огрел меня сзади по голове чем-то тяжелым.
Вот же дурной характер. Сколько раз говорил себе: не поддавайся сиюминутным порывам, они хоть и праведные, но очень редко ведут к добру. Вот и теперь, удовлетворил гордыню, зато окончательно похоронил какие-либо шансы на благополучное завершение допроса. Вполне вероятно, что вместе с самим собою…
Странно, что у меня до сих пор только голова болит и руки почему-то развязаны?
— И все же, господин барон, потрудитесь объяснить — что здесь происходит?
Знакомый голос. Правда, не с моим полуобморочным состоянием сейчас узнаванием заниматься. Да это и не к спеху. Важен сам факт появления кого-то еще, и тон, которым был задан вопрос.
— А по какому праву ты смеешь требовать у меня ответа? Сам-то ты кто такой?!
— Обо мне мы еще успеем поговорить… А праве? Ну, допустим, по праву сильного. Как видишь, твои люди с этим уже согласились и даже смирились.
— Это оскорбление! Ты напал на дворянина в его же землях! Ты за это ответишь!
— Непременно. Сразу после того, как ты объяснишь: на каком основании схватил свободного человека и намеревался его пытать. А что до благородства… Даже простолюдин не утерся бы после того, как ему плюнули в лицо.
— Мой слуга поторопился… — в голосе фон Шварцрегена заметно поубавилось спеси. Видимо, не все так просто с этим плевком, и я, сам того не ведая, задел какое-то из уложений о дворянской чести. Пока не знаю, что мне это дает, зато мой неизвестный защитник прекрасно обо всем осведомлен.
— Действительно?
— Да! Я как раз хотел уточнить: достаточно ли высокого происхождения этот варвар, для того чтоб выйти со мною на поединок, дабы кровью смыть нанесенное оскорбление.
О как! Не знаю, чем это для меня закончится, но — в любом случае поджаривание на углях заметно отодвигается. Значит, можно уже не прикидываться шлангом.
И я открыл глаза… Яркий свет ударил с силой, почти не уступающей обуху топора. Мгновенно навернулись слезы, а болезненный стон слетел с губ раньше, чем я успел осознать, кто именно стонет.
— Очнулся? Слава Создателю… Я уж беспокоиться начал.
Сквозь поволоку слез проступило чье-то лицо.
— Тихо, тихо… Сейчас. Ничего страшного. Приложили тебя знатно, но череп цел — а значит, жить будешь. На, попей.
В губы мне ткнулось горлышко фляги, и в рот полилась прохладная влага. С некоторым усилием я сделал пару глотков, потом поперхнулся и закашлялся. Боль в затылке из-за этого вспыхнула с новой силой, словно в затылок ткнули раскаленным прутом, и… ушла. Затаилась. Зато вернулось зрение.
— Носач! Ты? — вот кого я действительно был рад увидеть, после шанса узреть картины своего мира, так это десятника западно-гатинской стражи. Потому что это означало самое важное на данный момент — Чичка прошла нужным Переходом. Передала мои слова, и… «доблестная кавалерия в последний момент все-таки успела прийти на выручку хорошему парню в белой шляпе».
