Незаметно для себя Рейн заплакала. Это ведь Корд говорил ей о том, чтобы использовать Дева для выращивания красных дьяволят. Она смеялась тогда, не веря, что наступит завтра.
И вот завтра наступило.
А вместе с ним – одиночество.
Она похоронила свою печаль глубоко в сердце. Слезы не помогут. Жизнь продолжается, и нельзя отказаться от мечты. Да, она может разводить и тренировать скаковых лошадей в Аризоне точно так же, как в Виргинии. И даже лучше. Ей здесь гораздо спокойнее. Благодаря ее репутации люди поехали бы и далеко в горы, чтобы посмотреть жеребят Дева и купить.
«Когда-нибудь, может быть, и Корд бы приехал. Может быть, он бы вспомнил лето, ведь я его помню».
Рейн говорила себе, что должна наконец взглянуть правде в глаза: она полюбила мужчину безответно, и нечего питать напрасные надежды и разрушать собственный хрупкий мир. Потому что каждый раз надо начинать жизнь сызнова.
Рейн услышала гул вертолета намного раньше, чем увидела его. Он летел низко, солнечный свет вспыхивал на металлическом белом корпусе. Никаких опознавательных знаков. Таким вертолетом всегда пользовался ее отец. Яростно рыча и поднимая ветер, машина приземлилась.
Рейн сощурилась. Хотя вертолет был всего в нескольких сотнях футов от нее, она не могла рассмотреть пассажира из-за яркого, слепящего солнечного света. Пытаясь не думать ни о каких дурных известиях, которые мог принести отец, она скользнула между перекладинами забора и побежала к машине.
– Папа, что ты… – Она осеклась, когда поняла, что обозналась. – Корд?..
Рейн смотрела, застыв, не в силах поверить, что это не еще один жестокий и мучительный сон и она снова проснется одна.
Но это не могло быть сном. Корд стоял в двадцати футах от нее, в слаксах, без галстука, в белой рубашке с открытым воротом, плащ серого цвета небрежно переброшен через руку. Он казался худым и напряженным, в черных волосах виднелись широкие мазки серебра. Вертолет исчез в водовороте пыли и шума. Когда он улетел, остались только Рейн и Корд, который смотрел на нее глазами цвета льда.
Потом он пошел к ней, правой рукой опираясь на трость.
Она побежала к нему, забыв обо всем, и обвила руками, повторяя его имя. Он крепко стиснул ее и поцеловал так, как если бы она была пламенем, а он человеком, замерзшим от лютого холода.
Прежде чем поцелуй закончился, Рейн знала: она любила его вопреки здравому смыслу. И это факт.
– Вот ответ на один из моих вопросов; – сказал Корд почти грубо.
– На какой именно? – Она гладила его по лицу и по голове, пытаясь убедиться, что он настоящий, живой.
– Скучала ли ты по мне так же сильно, как я по тебе?
Рейн отрывисто засмеялась. Слезы мешали смотреть и застилали глаза. Она нетерпеливо вытерла их и вновь жадно уставилась на Корда.
– Я скучала сильнее, – сказала она.
– Это невозможно.
Она видела в его ледяных голубых глазах тоску и боль.
– Где был…
Рейн мысленно одернула себя. Она ничего о нем не знала из соображений безопасности. Но вот он тут. И надо любить его сейчас, не спрашивая о том, что было, и не думая о том, что будет.
– Пойдем в домик, – хрипло проговорила она, чуть дыша.
Ему хотелось остаться здесь, обнимая ее и целуя, но он не мог больше оставаться глухим к требованию своего тела. Его проклятая нога разболелась не на шутку. Доктор была права: слишком рано для него садиться в самолеты, вертолеты или машины.
Но Корд не думал об этом. Ему нужно было видеть Рейн.
Она медленно шла рядом с ним, замечая, что нога сильно беспокоит его. Однако никакие слова не шли у нее с языка.
Рейн открыла дверь домика и подождала, пока Корд поднимется на несколько ступенек. Она помогла бы ему, но знала, что он не примет ее помощь.
– Похоже, ты давно не ел, – как можно беззаботнее обронила она.
– Еда была паршивая.
Рейн закрыла дверь за Кордом и стала наблюдать, как он пересекает комнату. Он уселся на кровать возле камина и с облегчением вытянул ногу. Несмотря ни на что, от него по-прежнему исходила мощь, и двигался он так же грациозно, как в ее снах.
Но тем не менее Корд держался так, словно не был уверен в том, что говорить и что делать Или сомневался в чем-то.
И он на самом деле испытывал такие чувства. Страстное желание увидеть Рейн выгнало Корда из госпиталя раньше, чем доктора хотели его выписать. Но теперь он здесь, и в голове всплыло главное: Рейн не приехала к нему. Ни разу за минувшие пять долгих недель. От нее он получил лишь загадочную золотую монету и слова, такие же загадочные: «Отдай ему это. Она нужна ему больше, чем мне».
– Ты хочешь есть? А может быть, пить? Или спать? – сыпала она вопросами. – Я не знаю, в каком часовом поясе ты жил, поэтому пытаюсь угадать, что для тебя сейчас важнее всего.
– Ты. – Он потянулся к ней. – Для меня важнее всего ты.
В несколько шагов Рейн пересекла комнату и легла на кровать подле Корда. Он нежно обнял ее, осторожно слизывая выкатившиеся из глаз слезинки. Потом его поцелуй стал голодным, ищущим, он возбудил в ней все эмоции, он выпустил наружу ее отчаянную тоску, которая мучила ее днем и бросала в плен к кошмарам ночами.
– Я мечтал об этом все тридцать девять дней, – сказал Корд. – Даже когда меня оглушали лекарствами, я грезил о тебе.
Закрыв глаза, она задрожала, испытывая безумное желание коснуться его обнаженного тела, и судорожно расстегнула его рубашку, сгорая от нетерпения.
Наблюдая за ней. Корд почувствовал пульсирующую боль в чреслах. Рейн приоткрыла губы, словно моля его о поцелуях. Он теснее привлек ее к своей твердой восставшей плоти.
Она прижалась к нему так сильно, что Корд не сдержал стон. Его руки скользнули ей под джемпер и, потянув вверх, отбросили быстрым движением. Взору Корда предстала гладкая кожа, которую он так часто видел во сне.
– Как я мечтал об этом!.. – выдохнул он.
Он теребил розовые вершинки ее грудей, пока она не задрожала и не вскрикнула.
– Милая… – прохрипел он, услышав свое имя, повторенное снова и снова. – Я грезил об этом во сне и наяву. Я просыпался и звал тебя, однако доктора оглушали меня снова. А твой крик все звучал у меня в ушах, но я не мог прийти к тебе.
Рейн не поверила его словам, сочтя их милой ложью любовника. Все же ей было приятно узнать, что его душа точно так же тосковала в разлуке.
Корд услышал ее стон, почувствовал дрожь ее тела, и все мысли выскочили у него из головы. Он стиснул руки и навалился на нее. Нога напомнила о себе адской болью.
Он прошипел проклятия, сжав зубы.
– Позволь мне, – прошептала Рейн и мягко перевернула его на спину. Затем выбралась из кровати, чтобы раздеться. Он наблюдал за ней горящими глазами, и от этого взгляда у нее сладко заныло сердце. Рейн встала на колени возле кровати и стянула с него рубашку. Снимая с Корда слаксы, она старательно облизывала дорожку из черных как ночь волос, сбегавшую по животу к восставшему доказательству его желания.
