И в царство дивных снов и роз
Тебя с собою унесет
На крыльях ночи фея грез.
Пока рассвет не наступил
И на окне свеча горит,
Спокойно спи, любовь моя,
Ведь ангел твой тебя хранит.
Ричард отзвонился после двух ночи и сказал, что обязательно прилетит, но не раньше субботы: в клинику поступил недоношенный младенец, которому требуется его внимание. Как педиатр, брат специализировался на выхаживании таких детей. От отца-актера мы оба унаследовали этический принцип доводить дело до конца — «представление должно продолжаться». И сейчас, несмотря на обстоятельства, он считал своим долгом помочь ребенку выжить. Тем более что, как и я, испытывал, очевидно, облегчение оттого, что отец уходит, и хотел искупить вину, спасая новую жизнь.
Вернувшись домой, я не сразу смогла заснуть. Наш Бу, а он вдвое крупнее среднего домашнего кота, растянулся сбоку от меня поверх легкого одеяла, и от него шел такой жар, что душная летняя ночь стала невыносимой. Отбросив одеяло в сторону и накрыв Бу с головой, я лежала в постели раздетой, но сон все равно не приходил.
Мысли крутились вокруг того, что Терри Джонстон говорил Гейл на своем дне рождения о «красотке», которую подцепил. Он сказал «готтентотская». Насколько я знала, готтентотами раньше называли одно из племен, живших в африканской пустыне. Не хотел ли он дать понять, что у него свидание с чернокожей женщиной — возможно, Латифой Хассан? Кто бы она ни была, Терри назвал ее «готтентотской Венерой» — что это могло означать? Может, и ничего, но давало основание полагать, что он встречался с убитой примерно в то время, когда она исчезла.
Разговорившись по пути в больницу, Терри упомянул, что спустил все деньги, загуляв с какой-то женщиной. Вдобавок у тех, кто его знал, создавалось впечатление, что он не вылезает из долгов. Бен Аделола и его сестра тоже разругались из-за денег. Случайное совпадение?
Я ворочалась в постели, думая, что не могу заснуть, но когда в очередной раз посмотрела на часы, они показывали 5.20. Мои мысли и сны переплелись.
Бу куда-то подевался, и теперь я замерзла, поэтому натянула на себя одеяло, прежде чем снова уснула. На этот раз мне вроде ничего не снилось, однако через три часа я вскочила с мыслью, не расспрашивал ли Росс Мортимер приходского священника, как и я, о витражном окне. Если бы такой разговор состоялся, отец Берк, вероятно, меня бы предупредил. Но я была уверена, что главную роль в истории с окном сыграла мисс Дьюнан, а значит, Мортимер в своих поисках все равно на нее выйдет.
Стоя под душем, я подумала, что карантин снят и статую Мадонны с Младенцем можно представить на всеобщее обозрение в Центре исторического наследия. Только прежде мне хотелось выяснить ее происхождение и, главное, что скрывается у нее внутри. Библиотека и центр открывались в десять. Есть время позавтракать, узнать в лечебнице, как чувствует себя отец, позвонить маме и, переговорив с Пегги, связаться с группой по расследованию убийства.
Когда Пегги через полчаса приехала, я зашла в офис сказать ей, что отцу стало хуже. Потом позвонила маме — она всю ночь провела с ним. По ее словам, в состоянии отца заметных изменений не было. Узнав, что Ричард скоро вылетает, она обрадовалась и попросила меня разыскать и захватить с собой, когда в следующий раз поеду в лечебницу, любимое стихотворение отца — «Июнь» Фрэнсиса Ледвиджа. Я пообещала прислать его по факсу.
По дороге на работу Пегги купила экземпляр «Айрленд тудей», дабы показать мне, что пишут о последних событиях. На первой полосе в глаза бросался заголовок: «Загадочная болезнь отступила». На четвертой странице я отметила небольшую заметку: «Страшная находка в деле танцовщицы из стриптиз-клуба».
Даррен Бирн не был автором этих публикаций. Образец его «творчества» встретился дальше — всего несколько строк, причем там, где они не слишком заметны.
ВРАЧ НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ НАПАДОК
Доктор Хади Абдулмалик, сотрудник больницы, находившейся в самом центре вспышки инфекционного заболевания в Каслбойне, покинул вчера свое рабочее место, после того как подвергся нападкам расистов.
Представитель Службы здравоохранения заявил, что хотя поведение некоторых граждан Каслбойна заслуживает осуждения, первоочередной обязанностью врача является забота о пациентах. Если доктор Абдулмалик того желал, он получил бы разрешение покинуть больницу Святого Лоумана, как только соответствующая замена была ему обеспечена.
На первый взгляд мелочь, а на деле — гнусная клевета. Пока продолжался кризис, Бирн не упускал случая вылезти с расистскими инсинуациями и сейчас хотел бросить тень на репутацию Абдулмалика. Однако повел себя как хулиганистый оболтус, отчаявшийся подыскать на школьном дворе подходящую жертву и напустившийся на первого встречного, который ни в чем не виноват. Редактор, очевидно, испытывал неловкость, давая заметку в номер, и поместил ее подальше от главных новостей Каслбойна, а заодно, вероятно, смягчил авторскую тональность. Директор школы схватил шкодника за руку. Возможно поэтому, а еще потому, что все последующие события плохо вязались с его скандальными репортажами об убийстве и грядущей эпидемии, Бирн заявился ко мне домой ради интервью, которое вернуло бы ему расположение начальства.
Я не стала рассказывать Пегги о стычке с Бирном — времени не хватало. Позвонила Галлахеру на мобильный; тот был отключен. Может, следственная группа передислоцировалась в Наван, где у них оперативный штаб? Впрочем, какая разница? Телефон в Наване я не знала, да и внимание следователей хотела обратить на то, что скорее относилось к компетенции Грута. Позвонив в гостиницу, Питера в номере не застала, в больнице его тоже не видели.
Раз уж я сидела за своим столом, то набрала по памяти краткое резюме разговора между Терри и Гейл и распечатала его.
— Еду в Центр исторического наследия, — предупредила я Пегги. — Мобильный отключу, чтобы не отвлекали. Сообщат что-то о папе, позвони Поле Иган, она передаст.
— Поняла. Имейте в виду, вчера вас разыскивал Доминик Ашер, по-моему, я вам не говорила.
— Зачем я понадобилась?
— Есть новости, просил перезвонить, когда сможете.
ГЛАВА 32
В холле гостиницы «Декан Свифт» не было ни души.
— Вы, наверное, рады, что карантин закончился, — сказала я, пытаясь завязать разговор с портье.
— Чем могу вам помочь? — спросила она строго, под стать своему серому в белую полоску костюму.
— Хотела бы передать кое-что для доктора Питера Грута.
— Лучше всего оставьте под дверью. Номер сто пять, — посоветовала она безучастным тоном.
Кому, интересно, лучше?.. Такое впечатление, что леди просто не желает себя утруждать. Я поднялась по лестнице на второй этаж, двинулась по коридору и тут увидела, как из своего номера выходит Грут — в белом махровом халате, он держал за горлышко бутылку вина. Совиньон бланк в десять утра? Неужто проблема с алкоголем у Питера Грута серьезнее, чем можно подозревать?
