— Где сейф?
— В кабинете. За книжными полками, — пролепетала она.
— Там? — уточнил Злобин, указав на дверь из красного дерева.
Алла кивнула.
— Оденься и сиди на кухне. — Злобин достал из кармашка пиджака удостоверение. — Чтобы все было по закону, представлюсь. Злобин, начальник следственного отдела прокуратуры. — Он отметил, что глаза Аллы расширились от страха, и дожал: — Для тебя лично поясню, Гарик спекся. Сиди на кухне и жди, я с тобой еще поговорю.
Он прошел в спальню, распахнул руки, словно собирался заключить Гарика в объятия. Но тот лежал неподвижно на широкой кровати. Из-за бледности и отечности лица вполне можно было бы принять за труп, если бы не поднос с завтраком, дрожащий на животе.
— Гражданин Яновский? — Злобин не выдержал и усмехнулся. — Кажется, прервал ваш завтрак. Гарик приподнял голову и прошипел:
— Злоба, если твои собаки мне в хату наркоту принесли или оружие…
Злобин с намеком подмигнул Твердохлебову, занявшему позицию в изножье кровати. Тот потупился и отвел взгляд. Рубоповец, что стоял как часовой у двери на балкон, самодовольно гыгыкнул.
— Гарик, если ты меня по кличке назвал, то должен знать: Злоба такой ерундой не занимается. Я к тебе по другому вопросу. — Злобин раскрыл папочку. — Гражданин Яновский, вы подозреваетесь в незаконном предпринимательстве. Вот постановление на обыск. Знакомиться будем? — Злобин показал бумажку с печатью.
«Господи, ну почему они начинают думать о плохом только после предъявления ордера? Конечно, до этого они себя самыми хитрожопыми считают», — подумал Злобин, с улыбкой следя, как лихорадочно просчитывает ситуацию Гарик.
Гарик наконец оборвал мыслительный процесс, отставил поднос и сел, свесив ноги с кровати. Злобин сунул ему под нос ордер.
— Ну и что дальше? — Заросшая поросячьей щетиной щека задергалась от нервного тика, и Гарик хлопнул по ней ладонью.
— А дальше, Гарик, мы можем поступить по правилам или по закону. — Злобин убрал бумажку в папку. — Предлагаю самому выдать ценности, добытые преступным путем. И желательно расписочку гражданина Филиппова на полсотни тысяч баксов и фиктивный договор. Сей факт я отражу в протоколе. По закону тебе полагается снисхождение. Как говорят, суд учтет. Или будет обыск по всем правилам. От евроремонта в хате останется только груда стройматериалов и остатки мебели. Но все, что мне надо, я найду.
— Может, тебе еще и явку с повинной накатать? — нехорошо усмехнулся Гарик.
— С явкой ты опоздал. Музыкантский тебя так подставил, что дальше некуда, — вздохнул Злобин. — Это вы куролесите, а отписываться мне приходится. Намотал себе Муза срок по двести десятой[28]и тебя до кучи взял. Что глаза выпучил? Или, думаешь, я позволю в РУБОП просто так стрелять?
Гарик испуганно стрельнул глазами в Злобина. «Так, про стрельбу он знает. Включай воображение, дурик! — мысленно подстегнул его Злобин. — Быстренько придумай, что мы повязали Музыкантского. Давай-давай, рви себе нервы».
Гарик судорожно вдохнул, приложив руку к животу.
— Паровозом я по делу не пойду, не агитируй! Музыкантский все затеял, пусть и отдувается. И вообще — моя хата с краю, начальник, я тут не при делах.
— А зачем ты Филе бабки дал? — не отступил Злобин. — Не финансировал бы дурака, не пришел бы по твою душу РУБОП. Короче, Яновский, или ты добровольно идешь в паре с Филей, или я тебя пристегиваю к Музыкантскому. И гордо пойдешь на зону за бандитизм. Думай быстрей, мне некогда!
— Сколько? — Гарик облизнул губы, стрельнул глазами по сторонам.
— Чего «сколько»? — переспросил Злобин.
— Сколько бабок хотите?
— Естественно, все! — усмехнулся Злобин. Попытку дачи взятки он решил оставить без внимания.
— Явка с повинной и сдача нала за подписку о невыезде до суда — идет? — выпалил Гарик.
— Ты никак торгуешься, голубь? — Злобин сделал строгое лицо.
Твердохлебов пнул коленом в спинку кровати.
— Слышь, Гарик, а что ты с лица сбледнул? — Твердохлебов обратился к Злобину: — Знаешь, прокуратура, почему клиент в камеру не хочет? Через час малява придет, и вся камера узнает, кем был на зоне наш Гарик. И начнут урки опять твой задний проход шлифовать. — Это он адресовал уже Гарику.
— О своей заднице думай, ментяра! — неожиданно ощерился Гарик. — Бог не фраер, сгоришь когда-нибудь, сам закукарекаешь.
Злобин круто развернулся, аж под каблуками взвизгнул ковер, и вышел из спальни. Следом раздался глухой удар и долгий шипящий звук, словно спустила шина у грузовика. Злобин шагнул назад. В спальне на первый взгляд ничего не изменилось: мебель цела, рубоповский боец неподвижно стоит на своем месте, даже Твердохлебов не шевелится, только теперь держит кулаки за спиной. А Гарик лежал, обхватив живот, хватал ртом воздух и тоскливым взглядом роженицы изучал потолок.
— Язва прихватила? — участливо поинтересовался Злобин. — Кефир надо пить, а не кофе,
— Все равно не жить, — прошептал Гарик.
— Я не понял: ты сам сдаешь валюту или нам полы ломать? — вступил Твердохлебов.
— Сам, сам! — Гарик отодвинул поднос и со стоном сел на постели.
— Тогда оденься. Понятые придут, а ты в трусах, неудобно все-таки. — Злобин бросил взгляд на часы и крикнул в коридор: — Карасик, начинаем, веди возмущенную общественность!
Злобин уже раз обжегся, когда в суде адвокат пытался развалить дело, препарируя по пунктику проведенный обыск, а понятые мямлили и не могли ни черта вспомнить. Адвокат своего добился, доказательства, собранные с нарушением закона, суд отказался принять к рассмотрению. С тех пор Злобин запретил следователям брать в понятые кого ни попадя, лишь бы закорючка в протоколе осталась. На обыск у Гарика он, проконсультировавшись с участковым, взял отставного мичмана и его свекровь. Мичман из-за язвы давно бросил пить, свекровь обладала уникальной памятью и наблюдательностью, за что соседи прозвали ее Чека. Семья жила бедно, как большинство в городе, и хотя бы из чувства классовой ненависти в суде они встанут на сторону обвинения.
* * *
Час спустя в прихожей вновь толпились, как гости после дня рождения. Понятые никак не хотели выходить из роли добровольных помощников правосудия.
— Зинаида Григорьевна, — Злобин прикоснулся к руке пожилой женщины в цветастом халате, — благодарю вас за помощь. Потребуетесь — мы вас вызовем. Надеюсь, до конца лета из города уезжать не планируете?
— А на какие шиши?! — Зинаида Григорьевна обвела квартиру взором, полыхающим праведным гневом. — Мы не миллионеры, не воруем, как некоторые.
Злобин сочувственно кивнул, а сам подумал, что если Гарик пойдет под суд присяжных, то двенадцать таких Зинаид Григорьевн растерзают его прямо в зале. И будут, честно говоря, правы.
