— Мария, матерь Божия, ради Сына твоего, что принял муки за нас, недостойных грешников, только один раз сделай, как я прошу, выполни мою единственную просьбу, и я до конца дней своих не попрошу у тебя сверх той милости, что ты даруешь нам…
Это обещание он слышал потом не единожды в разных местах, ибо, как все венецианцы, синьора Брунетти всегда возлагала надежды на влиятельных знакомых из высших сфер. В сотый раз жалея, что он неверующий, Брунетти молился про себя.
Однако синьор Грави тоже требовал внимания.
— К сожалению, у нас нет фотографии человека, который, возможно, и купил эти туфли, но если бы вы согласились пройти со мной туда, где он работает, чтобы взглянуть на него воочию, мы были бы вам чрезвычайно признательны.
— То есть вы предлагаете мне поучаствовать в расследовании? — по-детски обрадовался Грави.
— Да, если вы не против.
— Разумеется, комиссар, я буду рад помочь вам чем только смогу.
Брунетти встал, и Грави вскочил со стула. По дороге Брунетти объяснял, что нужно делать. Грави не задавал вопросов, молча довольствуясь отведенной ему ролью патриота, помогающего полиции раскрыть преступление.
Когда они пришли на кампо Сан-Лука, Брунетти показал ему подъезд, где был офис Сантомауро, и велел погулять пять минут или выпить чего-нибудь в кафе «Роза Сальва», пока он сам поднимется наверх.
Брунетти поднялся по знакомой лестнице и постучал в дверь офиса. «Avanti», — крикнула секретарша, и он вошел. Секретарша сидела за компьютером. Увидав его, она вскочила со стула, будто подброшенная в воздух пружиной.
— Прошу прощения, синьорина. — Брунетти поднял обе руки, надеясь, что она примет сей миролюбивый жест во внимание. — Мне нужно поговорить с адвокатом Сантомауро. Я из полиции.
Девица, казалось, не слышит. Она смотрела на него, разинув рот в виде буквы «О» — не то от страха, не то от изумления, — Брунетти так и не понял. Очень медленно ее рука протянулась к столу, и палец нажал кнопку вызова. Так она и стояла — прижавшись к стене и глядя на Брунетти дикими глазами — и давила на кнопку, пока дверь в кабинет не распахнулась и на пороге не появился Сантомауро. Вначале он увидал свою секретаршу, остолбеневшую, точно жена Лота, потом заметил у дверей Брунетти.
Его гнев воспламенился мгновенно.
— Что вы здесь делаете? — заорал он. — Я же звонил вице-квесторе и просил его оградить меня от ваших вторжений. Вон отсюда! Я не потерплю издевательств. Да я вас…
Тут он замолчал, прерванный появлением еще одного посетителя — небольшого роста, в дешевом летнем костюме, — который возник из-за спины Брунетти. Сантомауро не узнал его.
— Ну-ка, убирайтесь оба в свою полицию, — снова заорал он.
— Вам знаком этот человек, синьор Грави? — спросил Брунетти.
— Да, знаком.
Сантомауро перестал орать, хотя по-прежнему ничего не понимал.
— Кто же этот человек, синьор Грави?
— Это тот человек, который купил в моем магазине туфли.
Брунетти обернулся к Сантомауро, у которого, кажется, начало проясняться в памяти.
— Какие же туфли он купил, синьор Грави?
— Пару красных женских туфель. Сорок первого размера.
Глава тридцать первая
Сантомауро сломался. Брунетти наблюдал такое не впервые, поэтому ему не составило труда понять, что происходит. Когда Сантомауро поверил, что опасность миновала, когда обвинения Мальфатти не сработали и полиция за ним не пришла, когда он расслабился — вдруг откуда ни возьмись вылезает этот Грави, будто и в самом деле с неба сваливается, и уже нет ни времени, ни сил придумать объяснение тому, зачем ему понадобились эти туфли.
Вначале он кричал на Грави, чтобы тот выметался, но Грави настойчиво твердил, что Сантомауро и есть покупатель красных туфель, что хорошо его запомнил и узнает везде. Тогда Сантомауро вдруг боком повалился на секретаршин стол, закрывая руками грудь, будто хотел так укрыться от пристального взгляда Брунетти и от двух других недоумевающих взглядов.
— Это он, комиссар, тот самый человек, я абсолютно уверен.
— Ну, что скажете, Avvocato Сантомауро? — спросил Брунетти и дал знак Грави, чтобы тот пока помолчал.
— Это все Раванелло, — пискнул Сантомауро высоким сдавленным голосом, будто вот-вот расплачется. — Это он все придумал. Квартиры, рента. Он предложил мне помочь. Я хотел отказаться, но он стал угрожать. Он знал про мальчиков. Он обещал рассказать моей жене и детям. А потом Маскари узнал про квартиры.
— Как?
— Я понятия не имею. Через банковские документы. Или в компьютере нашел. Раванелло сказал мне. Это была его идея — избавиться от Маскари.
Слова Сантомауро были совершенно непостижимы для секретарши и Грави, но оба безмолвствовали, пораженные его еще более непостижимым поведением.
— Я не хотел ничего делать, но Раванелло сказал, что у меня нет выбора, что мы должны это сделать. — Пока он говорил, его голос становился все тише. Наконец он замолчал и посмотрел на Брунетти.
— Что вы должны были сделать, синьор Сантомауро?
Сантомауро выпучил глаза и замотал головой, как будто приходя в себя после оплеухи. Потом он снова помотал головой, на этот раз в знак отрицания. Брунетти прекрасно знал, что это значит.
— Вы арестованы, синьор Сантомауро, по обвинению в убийстве Леонардо Маскари.
При этих словах Грави с секретаршей одновременно вытаращились на Сантомауро, будто впервые увидели его. Брунетти шагнул к столу, поднял трубку, набрал номер и приказал прислать троих карабинеров на кампо Сан-Лука, чтобы конвоировать задержанного в квестуру для допроса.
На допросе, в течение двух часов, Сантомауро излагал им с Вьянелло свою историю. Он, похоже, говорил правду, описывая схему махинаций с квартирами и арендной платой, но почти наверняка врал, когда его спрашивали, кто это все задумал и разработал. У него получалось, что по всем статьям виноват Раванелло. Раванелло вовлек его в участие в предприятии, у Раванелло был готовый план действий, Раванелло притащил к ним Мальфатти. Все идеи с самого начала исходили от Раванелло: это он придумал наживаться на квартирах, убить Маскари и сбросить с моста машину Брунетти. Виноват один Раванелло, охваченный безумной жаждой наживы.
А что же он, Сантомауро? О, да он слабый человек, которого обманом заманил в свои сети хитроумный банкир Раванелло, угрожая испортить его репутацию, разрушить семью и отнять саму жизнь. Он не участвовал в убийстве Маскари, не знал, что должно было произойти в ту роковую ночь в квартире Креспо. Когда ему напомнили о туфлях, он сначала сказал, что хотел надеть их на карнавал, но потом, когда ему объяснили, что туфли нашли вместе с телом Маскари, он сказал, что купил их по приказу Раванелло, будучи в неведении относительно его преступных замыслов.
