подвал не тронул, только укрепил, а строил поверх, заодно, чтоб сэкономить. Только некстати разорился, едва до второго этажа довел, было это в кризис девяносто восьмого. Он обанкротился, но потом, как дела на лад пошли, снова принялся за свою мечту, до двенадцатого этажа довел, а тут новый кризис, восьмого – и снова Бирюков разорился. Кризисы у нас так и шли. Бирюков снова пытался достраивать в четырнадцатом, ну тут и его новая инфляция накрыла и комиссия, которая поняла, что дом без крыши долго не простоит. Его снесли, а фундамент, уж больно хорош, забетонировали. В нем-то, в подвале, сейф с министерским фунтами как стоял, так и стоит.
Копейкин удивился, насколько просто у приятеля все выходило, но Семишкин стоял на своем, он на строительстве именного этого дома еще когда работал, пусть и на кране, то есть, вниз не спускался, но рабочие рассказывали о сейфе, который пытались шашкой подорвать, вдруг что ценное, – это когда снова стройку последний раз заморозили, – но что-то тогда помешало. А теперь, когда он узнал, что и сколько там находится, сам бы рад, да боится и огласки – после взрыва кто только ни набежит любопытствовать, да и за сохранность валюты тоже может быть под вопросом. Вот и решил к Копейкину обратиться. Немудрено, что Влас изначально не хотел связываться с таким непонятным делом, но после – уже договаривался со щепетильной своей совестью. И договорился.
На следующей неделе, а разговор этот случился в субботу, оба прибыли чуть заполдень к забору, отделявшему от города и мира фундамент столетнего дома: Влас пешедралом, а Игнат на экскаваторе, благополучно заимствованном у родного СМУ, где уже без малого двадцать лет бессменно и, как мнилось Семишкину, задарма трудился. Квалификация прораба сказалась – заказчик без труда за десять минут расковырял вход в подвал, да так ловко, что Копейкину оставалось только восхищенно языком поцокать, после чего оба заговорщика спустились вниз, где и обнаружили искомую комнату, щедро заваленную строительным хламом. Еще два часа ушло на его вынос, Влас все больше смотрел, стараясь беречь бесценные руки, а Семишкин вкалывал за двоих, прям как в своем трижды на дню проклинаемом СМУ. Но к обеду управился, и оба проникли внутрь комнаты.
Сейф находился на месте, Копейкин презрительно осмотрел его, но пофырчав, больше для видимости, механизм германского чуда инженерной мысли сохранился на диво хорошо, извлек стетоскоп и принялся подбирать требуемый код. Щедро пропыленный временем сейф поддался через три минуты, большую часть времени Копейкин, как говорилось выше, фырчал, мол, можно было б пригласить дилетанта, уж больно проста оказалась работа, а после предоставил открывать тяжелую насыпную дверь весом в пару пудов, издергавшемуся в предвкушении заказчику.
Деньги сохранились так же отменно, пачки фунтов занимали всю верхнюю полку, на нижней лежали печати несуществующей уже тридцать лет партийной организации, а еще бланки почетных грамот из тридцатых годов, а еще значки и куча марок для взносов обществ ДОСААФ, видимо, тогда сейфом пользовались легально последний раз. Их восторженный Семишкин с радостью извлек и убрал на раздачу друзьям.
– Одно к одному, еще и подарки будут, – изрек Игнат, упаковывая в папку грамоты и только после этого возвращаясь к деньгам. Копейкин молча протянул руку для получения своей доли, да тут Семишкин вскрикнул и замер на месте.
– Черт, – хмуро пробормотал он. – Я думал, фунты английские, а они израильские. Смотри, какие интересные, на пятифунтовке, пионерка местная. Видать, наши им завезли.
– Не похоже, может, местное начинание, – пробормотал Влас, разглядывая сумрачных молодых людей с другой купюры. – Вот на пятидесятке еще двое пионеров, отправленных на картошку в кибуц.
– Ну и пусть. А тут рабочих и крестьян навалом, нет, точно наши переселенцы боны делали, уж больно тематика похожа. Интересно, какой у них курс, у тебя смартфон с интернетом, глянь.
– Сейчас они уже не ходят, но по-прежнему котируются. Что значит, свободно конвертируемая валюта, – изрек Копейкин, изучив подноготную вопроса в Центробанке. – Тогда поменяй, а после выдашь долю.
Заговорщики ударили по рукам, после чего Влас, недовольный, удалился в свое тайное логово на Осенней улице, по дороге потряхивая поврежденную крепким рукопожатием ладонь, а Семишкин направился в обменник.
– Видите ли, молодой человек, – объяснял кассир взволнованному Семишкину. – Я не могу провести расчета по вышедшей из обращения валюте. Да, не стану спорить, ваши банкноты в цене, но вот их стоимость надо уточнять в Центробанке или, лучше еще, в госбанке Израиля. Ежели желаете, я сделаю нужный запрос.
– Лучше сперва переведите их стоимость в рубли, чтоб знать, какую сумму вам предстоит заказывать, а то, как в прошлый раз выйдет, в том году еще, когда я менял дойчмарки, найденные в закромах у тестя, а ваши сразу дать нужную сумму не смогли.
– Так это вы меняли! – как же помню. Сейчас рассчитаю стоимость нашему постоянному посетителю. Подождите. Вот… – сделав еще несколько пасов рукой над клавиатурой, кассир вывел искомый результат. – Смотрите, что выходит.
– Так денег вам не надо заказывать?
– Нет, обождите. Израильские фунты были в тысячу девятьсот восьмидесятом году обменены на шекели по курсу один к десяти.
– И то неплохо, – подытожил Семишкин, мысленно отказываясь от возможности стать миллионером в валютном исчислении. – Выкладывайте шекели.
– Но они были обменены на новые израильские шекели в восемьдесят пятом году из-за гиперинфляции, по курсу один к тысяче, так что теперь у вас в на руках находится…
– Всего одиннадцать тысяч рублей? И ради этого я позволил себе руку пожимать? – возопиял Копейкин, хлопая по лбу поврежденной рукой и морщась от удвоенной боли. – Какого лешего ты вообще решил получить эти деньги?
– Я порядочный человек, – отрезал Семишкин, – а у меня перед тобой обязательства. Поэтому я обратился в наш Центробанк, кинул им фунты, те связались с банком Израиля и выслали мне шекели. Плату за все эти операции взял на себя, так что сам оказался в сильном накладе. Но я не мог допустить, чтоб мой друг не получил своей доли.
– Вот спасибо! Сообщил мне, что вручишь деньги, не удосужившись сказать, сколько именно? Я место в ресторане «Разгуляй» забронировал, ты знаешь, сколько там ужин стоит? Мне на эти тыщи воблу с пивком только пожевать.
– Ну, если так, я тогда…
– Нет уж, давай сюда награду, – Копейкин жадно хватанул деньги и стремительно повернувшись, ринулся прочь. Бронь в «Разгуляе» отменять он не стал, но вместо столика просто посидел в баре, приняв на грудь полдюжины наперсточных «Лонг Айлендов». Добавив при расчете тысячу кровно наворованных, грустный и лишь слегка подшофе, отправился домой на Осеннюю.
Полтора миллиарда рублей
Известный на весь Спасопрокопьевск, да что там, на всю Сибирь-матушку, медвежатник Влас Копейкин снова оказался востребован гражданами, промышлявшими незаконными деяниями или хотя бы оплачивавшими труд тех, кто занимался подобным с младых ногтей. Власа уговорили поучаствовать в банде, но, зная его нелюбовь к подобным сборищам, в качестве почетного гостя. Злоумышленники, меж тем, занимались подкопом под денежное хранилище банка, а когда им труд виртуозного взломщика сейфов самой немыслимой сложности понадобится, немедля сообщат. Копейкин первый раз вступал в шайку, уже начавшую работать по делу, неудивительно, что у него поначалу сложилось стойкое ощущение, что и самих его подельников набирали абы как. Но нет, банда имела опыт работы. Так, в Иркутске злоумышленники обнесли два банка и одну туристическую компанию, последнюю аккурат перед тем, как ее руководство вывело деньги в оффшоры и свалило на Мальдивы. Волей-неволей, но перед отъездом директору и его трем родичами пришлось поделиться награбленным.
И в нынешнем случае дело двигалось поначалу столь же удачно, но только их медвежатника, собаку на ограблениях съевшего, хотя корейцем он и не являлся, свалил приступ подагры. Работать с «распухшими клешнями», по собственному выражению предпенсионера, он не мог, потому и обратился к более молодому, но никак не менее опытному вору – Власу Копейкину. Чем оторвал прославленного взломщика от приступа
