Я вытянул подбородок и посмотрел в потолок: заметил новую дыру, в которую попадал дождь. Я подумал о Елене Юстине, представил, какой, вероятно, ее увидела моя мать. Женщина с прекрасной кожей, элегантная, с дорогими, но не вычурными украшениями и прекрасными манерами, а также унаследовавшая от отца способность казаться застенчивой. Правда, странное сочетание внутренней силы и иронии бросалось в глаза. Елена Юстина, сенаторская дочь, которая так холодно разговаривала со мной об оплате и складах, пока ее глаза молча пели о счастье, которое мы разделили… Все знали, что я ищу (когда я вообще удосуживался, потому что поиски проводились время от времени) кого-то типа Марины, девушки моего брата: простую душу, у которой есть разум и симпатичное лицо, способную вести хозяйство и имеющую достаточно собственных друзей, чтобы мне не мешать. Все это знали, я сам это знал.
Я снова уставился в стол, теребя в руках выпавшие веточки полыни.
— Ну! — бросила вызов моя мать. — Мне начинать печь шафранные кексы или надеть черный платок и отправляться плакать в храм Юноны? Что теперь будет?
— Ничего, — ответил я, учитывая все факты. — Она сказала тебе, кто ее отец. Я ничего не могу поделать.
Мама еще раз злобно фыркнула.
У меня вытянулось лицо, и я покосился на мать, а она довольно странно посмотрела на меня в ответ.
Глава 52
В тот вечер мне было нечего делать, поэтому я отправился к цирюльнику в конце нашей улицы. Я сидел на тротуаре, пока он занимался моим подбородком. Мне удалось заставить споткнуться ликтора одного второстепенного должностного лица, причем так, что это выглядело настоящей случайностью. Ликтор чуть себя не кастрировал своим церемониальным топориком. Я собой гордился.
Я снова ее увижу. Кого? Никого. Просто девушку. Просто клиентку. Забудьте, что я ее упомянул.
Подошел сын цирюльника. Он жевал конец луканской колбасы. Ему было тринадцать лет, вроде не совсем дурак, но ел он колбасу так, словно это было сложной задачей, вставшей перед его мозгом. Дети моей сестры Майи зовут его Платоном.
— Фалько! Тебя перед домом ждет какая-то госпожа.
Редко человек с испанской бритвой у горла так быстро вскакивал на ноги.
* * *
Я перепрыгнул через бочонок со съедобными моллюсками, обежал груду пустых амфор, ударился головой о корзину с цветами перед похоронной лавкой, где нанятые плакальщики тренировались в пении — не для похорон, а для триумфа, запланированного на следующий день. Из-за него никто в городе не будет работать, объявлен всеобщий праздник. Все музыканты Рима будут отвлекать людские толпы, чтобы воры-карманники могли спокойно работать.
Я не увидел никакой госпожи. Неудивительно. Чего ждать от этого дурака Платона? Меня хотела видеть Ления. Она маячила перед прачечной и выглядела виноватой.
У нее за плечами имелся двадцатилетний опыт объяснений на тему, почему потерялась нижняя туника, поэтому вид расстроенной и виноватой прачки был таким непривычным, что я понял: дело на самом деле серьезное. И так и было. Чтобы отпраздновать триумф императора, она планировала безрассудный и опрометчивый поступок. Наша королева тазов с мощными руками собиралась вступить в брак.
Когда люди объявляют о бракосочетании, я стараюсь не говорить им, что они совершают серьезную ошибку. Обычно они все равно ее делают, но если бы все неподходящие браки в Риме душили в зародыше добрые друзья дельным советом, то не было бы нового поколения цивилизованных граждан, способных усмирять варваров остального мира.
— И кто счастливый жених?
— Смаракт.
Я передумал и дал Ленин самый лучший совет, который только мог придумать.
* * *
Причина, по которой не стоит беспокоиться, заключается в том, что в любом случае тебя никогда не слушают.
— Заткнись, Фалько, — дружелюбно ответила Ления. — Он тянет на полмиллиона сестерциев!
По нескольким причинам у меня от этой новости перед глазами возник красный туман.
— Если тебе это сказал Смаракт, женщина, то могу тебе заявить: он врет!
— Не будь дураком. Я никогда его не спрашивала.
— Хорошо. Это зависит от того, кого ты совратила. Если это его счетовод, то он хвастается, поэтому раздели сумму напополам. Если это его банкир, он проявляет осторожность, поэтому умножь сумму на два…
— Ни тот, ни другой. Поверь мне, я не собираюсь рисковать. Я прочитала его завещание.
— Ления, нет таких глубин, на которые не опустится хитрая женщина! — грустно заметил я.
* * *
Стратегический альянс с моим вредным домовладельцем мог быть лишь частью хитрого плана оборотистой Лени. Он положил глаз на ее прачечную, эту маленькую, но постоянно дающую доход золотую жилу, а она явно нацелилась на его внушительную недвижимость. Их совместная жизнь будет укрепляться острыми приступами жадности. Каждый будет ежедневно молиться своим богам, чтобы второй умер первым.
Многие браки существуют десятилетиями на подобной здоровой основе, поэтому я пожелал ей всего наилучшего.
— Он будет жить здесь, Фалько…
— Я думал, что он здесь уже живет.
— Я просто тебя предупреждаю.
— Мне плевать, на какое дерево испражняется эта мерзкая птица…
— Я не могу не пускать его в прачечную. Я подумала, что до свадьбы ты мог бы забрать из чана ту свою штуковину…
Самый первый серебряный слиток! Тот, который нашли на улице, а потом мы с Петронием спасли из банковской ячейки Сосии Камиллины. Я забыл о нем, забыли и все остальные…
Наша могучая Ления вытащила слиток из чана, и он сох под скопившейся за неделю отданной в стирку грязной бельевой мелочью из какого-то храма. Ления вытерла слиток митрой жреца, которая все еще пахла благовониями с прошлого четверга.
— Ты знаешь, что кто-то прикрепил к нему еще и список сдаваемого в стирку? — спросила Ления.
Мы с Петронием оставили веревку вокруг слитка. Теперь к веревке была прикреплена одна восковая табличка…
— О, боги!
Даже до того как я забрал табличку из распухших рук Ленин, я знал, что это и от кого. Я вспомнил, как Ления говорила мне шесть месяцев назад: «Я дала ей пописать в чан для отбеливания, затем она написала записку наверху…»
Затем я также вспомнил, как Елена Юстина кричала на меня в первый вечер в Британии. «Она написала, что сообщила это вам…» И так и было. Восковая табличка — это достаточно официально, и может быть представлена в виде доказательства. Сосия Камиллина оставила мне список имен.
«Сосия Камиллина, дочь П. Камилла Метона, М. Дидию Фалько, частному информатору. В октябрьские иды, во время второго консульства Веспасиана Августа, в первый год его пребывания императором
