своё отражение в её радужке, размытое слезной пеленой.
— В безумном желании получить плотское удовольствие мысли перестают иметь значение. А зачем они? Когда тобой движет зов тела, не нужно думать. И ты идёшь по головам, чтобы получить свой трофей.
— Любовь — это другое… — закончила она за меня.
— Именно. Ты изменила моих сыновей. Я должна быть тебе благодарна за то, что мой первенец начал думать.
— Простите? Я не понимаю, о чём вы.
— Каспиан всегда был в центре внимания и жадно этим пользовался. Он не любил, а лишь желал. Рядом с тобой он изменился. Он пользовался девушками, не думая о том, что они к нему чувствовали. А рядом с тобой он начал осознавать, что есть нечто большее, чем просто плотская любовь.
— Мне кажется, неуместно об этом говорить. И я ни в коем случае не хотела, чтобы наши отношения с Каспианом выходили за рамки родственных, — говорю я, а слова так и режут по сердцу. Я правда не хотела.
— Это не важно, — женщина сцепила пальцы в замок. — Важно лишь то, что ты можешь менять людей. Ты — символ искупления.
Ариадна молча уходит, а я ещё некоторое время стою, пытаясь успокоить пылающие щёки и унять покалывание в пальцах. Я хватаюсь за перила, которые покрыты коркой снега, и он мгновенно тает под моими ладонями. Это снова мой дар.
Возвращаюсь в зал. К моим родителям присоединился Клавдий. Он что-то доказывает отцу. Мне странно смотреть на посла. Хотя документы уничтожены, я уверена, что он замешан в этом.
Клавдий активно пытается что-то доказать моему отцу. Из общего шума голосов я слышу обрывки фраз: «непозволительно», «они должны ответить за своё поведение», «бросили твою дочь у венца». Его вид напоминает безумца, готового на всё, любые ухищрения и низкие поступки, лишь бы его желания стали реальностью.
Я иду к отцу, чтобы попытаться его вразумить. Убедить его не объявлять войну и не подвергать людей смерти и лишениям.
Пробираясь между вельможами, я держу свою мантию, на которую так и норовят наступить. Уверенно приближаюсь к своей цели, когда чья-то крепкая рука тянет меня обратно.
Никто не замечает, как меня нагло уводят из зала. Я вижу перепуганное лицо Аниссы, которая бросается в неизвестном мне направлении.
Понимаю, что Дерек нагло тащит меня к коридору замка.
— Отпусти, что ты делаешь!? Мне больно! — пытаюсь вырваться, но голос кузена звучит, как чарующий гипноз, хоть грубо и отрывисто.
— Заткнись! Потерпишь, тебе всё равно осталось недолго. — Он усмехается.
— Ну? Ничего мне не скажешь? Изумительно. — Он смотрит вперёд, тащит меня за собой, а я, словно зачарованная, послушно иду, едва успевая переставлять ноги.
Открываю рот, чтобы закричать, но ничего не получается. И это до чёртиков пугает меня. Он оборачивается как раз в тот момент, когда на моём лице явственно отражается ужас.
Что он задумал? Чего он хочет?
— Раз уж ты ничего не хочешь спросить, а жить тебе осталось несколько минут, я могу тебе раскрыть несколько своих секретиков.
Из моей груди вырвался всхлип, я почувствовала, как меня охватывает удушье. Но меня продолжали тянуть вглубь замка, и даже если бы я упала, меня бы поволокли волоком.
— Знаешь, что это за капли от нервозности? О, это чудесное варево! Честно говоря, я даже не верил в положительный исход, но старуха меня не подвела. Подумать только! Сейчас ты будешь делать всё, что я тебе прикажу. Я бы с удовольствием с тобой поиграл, ты слишком хорошенькая. Но времени у нас мало, — произнёс он.
Он бесцеремонно толкнул меня в зимний сад, и я споткнулась о свою мантию, упав на колени и разбив их в кровь. Кожа на моих ладонях была содрана, а в ранках осталась сухая земля, смешанная с моей кровью.
— Вставай! — Он схватил меня за воротник мантии и потянул вверх. Застёжка плаща уперлась в моё горло, перекрывая кислород. Я поднялась и начала кашлять, потирая шею. — Как же отец с тобой намучился. И травил тебя, и убийцу из своего круга подослал, а ты всё не умирала! Да ты даже не сгорела! Ничего, я всё сделаю сам. Отец ещё будет мною гордиться.
Он говорил не со мной, а сам с собой, рассуждая о своём. К сожалению, я всё понимала.
Покушения на меня и убийство лжефреи — всё это рук Клавдия. Он собрал вокруг себя круг предателей короны.
И сейчас его сын, его плоть и кровь, закончит начатое отцом. И мир погрязнет в хаосе.
Он поднёс мне на кончиках пальцев стилет — тонкое лезвие, отбрасывающее блики на пол. Рукоятка была украшена чёрными камнями, чёрными как сама ночь.
Я сглотнула вязкую слюну, как идиотка глазея на оружие. Такой же стилет был у убийцы с мостовой. Похожие стиль и техника. Не оставалось сомнений, что во главе предателей стоит посол.
Слезы застилали мои глаза, сквозь мутную плёнку я смотрела на Дерека. Его губы растягивались в злобной ухмылке, делая его лицо неправильным, кривым и страшным.
— Бери в руки, — сказал он.
Я не хотела брать стилет, но какая-то сила словно управляла моим телом. Я сжала рукоять в ладони, ощущая леденящий холод. Сглотнула ком в горле. Гордость покинула меня, я была готова умолять, лишь бы выжить. Но из моего горла не вырывалось ни звука.
Горячие слёзы отчаяния бежали по моим щекам, оставляя влажные дорожки. Дерек повернулся ко мне спиной, заложив руки за спину. Он сказал:
— Видишь ли, отец слишком много берёт на себя и не справляется. Он разучился доверять. — Он склонил голову в мою сторону, и три четверти его лица осветились лучами лун, искажая каждую черту. — И с тобой он хотел лично разобраться. Оттого и выбрал яд, который сожжёт всё внутри, как дыхание дракона. А оказалось, что ваш показной дар имеет хоть малейшую пользу, сберёг тебя.
Он подошёл ко мне вплотную, и я зажмурилась от страха. Я не хотела умирать!
В нос ударил запах гари — жжёной травы и тлеющей древесины. Я вдыхала больше дыма, понимая, как умереть легко и быстро. Пусть лучше я задохнусь, чем заколю себя сталью.
— Не смей разжигать пожар! — резкий удар пришелся по щеке, кажется разбита губа.
Дерек провёл пальцем по ранке на моей губе, растёр капельку крови между указательным и большим пальцами и понюхал её.
— Странно, никакой разницы между твоей и моей кровью. Только ты имеешь всё, а я подбираю объедки под столом. Ничего, довольно терпеть и ждать воли богов. Пора выходить из тени гордой
