заднице" и "Выход где-то там".
Родичи внимательно слушали всех и иногда кивали. Временами я ловил на себе вопросительные взгляды и тогда приходилось вспоминать разработанные ночью тайные знаки, чтобы поддержать сомневающихся.
— Все высказались? — уточнил в конце своей речи Храбр, — Али ещё кто желает перед членами рода право своё заявить?
На призыв зама Яромира никто не откликнулся и старец вытащил на середину пустого пространства массивную чашу в форме какой-то птицы. Чаша оказалась местным аналогом урны для голосования. Родичи по одному стали подниматься со своих мест и относить дощечки.
Деревяшки так и оставались пустыми. Это я видел отлично. Никто свои бюллетени не скрывал, но каждый раз из чаши полыхала вспышка бледного сияния. Когда свою дощечку в общую кучу положила Мирослава, все взгляды скрестились на мне.
— Твой черёд, княжич, — хмуро произнёс Храбр, — Последний ты остался.
— Я воздержусь, — невозмутимо ответил я, и в зале моментально поднялся гул недовольных голосов.
Глава 25
— Не можно это! — выкрикнул со своего места Демид, — Поконом заведено, что все родичи голос свой отдать должны и нет среди того исключений!
— Как же так, Алёшенька? — кротко спросил Тихон, вот только выражение лица старика сильно противоречило тону. Дед был в ярости и с трудом сдерживал себя, чтобы не начать шипеть проклятия в мой адрес. Не знаю, насколько он рассчитывал на меня в голосовании, но то, что я его нагрел во время личной беседы, Тихон понял мгновенно. И даже оглянулся на сидевшего за ним Прохора, надеясь подтвердить свои подозрения.
Воевода нагло ухмыльнулся в лицо старцу. Скрывать дальше своё истинное отношение к кандидату на место старейшины великан не собирался. Гул голосов набирал обороты и в какой-то момент послышался громкий хлопок.
Звук оказался настолько резким, что все члены рода мгновенно затихли и начали озираться в поисках источника шума. Им оказался Храбр, с размаху врезавший сухой, как деревяшка, ладонью по столу.
— Отчего против традиций решил пойти, пришлый? — голос старца, в наступившей тишине, прозвучал особенно зловеще, — Али нет в тебе и капли уважения к роду, что тебя в этот мир призвал?
Храбр очень редко упоминал моё иномирное происхождение. Почти никогда. А делал это перед всем родом вообще впервые. Чего хотел добиться своими словами заместитель Яромира — я примерно понимал. Не понимал я другого.
Почему именно сейчас? Выставлять меня против всего рода было очень рискованно. Для всех местных я и так был чужаком, а напоминание об этом от Храбра могло стать моим приговором. Старик не стремился устроить смуту среди родичей и прямо смотрел мне в глаза, словно предлагая прислушаться к его словам.
— Ты прав, Храбр, — широко улыбнулся я и со всех сторон послышалось недовольное ворчание, словно я намеренно дразнил стаю голодных собак, — Я пришлый и ваши традиции для меня ничего не значат. В моем мире нет божественных сил, там никто не прислушивается к мнению мёртвых и люди живут совсем иначе. И я привык думать своей головой, а не полагаться на решения высших сил.
— Экую гадость Яромир призвал, — проворчал Тихон, — Ни уважения, ни почтения в нем нет. И как предки такого в роду терпят?
— Так же, как и тебя, Тихон, — резко ответил я, — И как того говнюка, который род предал и сейчас спокойно сидит среди вас. Да, я не местный. Да, я нихрена не знаю о ваших правилах и законах, но это не мешает мне видеть, что род смоленских князей превратился в змеиное гнездо. Вы сами это допустили и бывший старейшина принял решение обратиться за помощью на сторону. Что это значит? Может то, что Яромир не верил никому из вас?
— Ты говори, да не заговаривайся, пришлый! — зло рявкнул Демид, — За себя говоришь — то как хочешь, а деда своего покойного порочить не смей! Без году неделя, как объявился, а уже с ног на голову всё ставишь. Кого мы слушаем, братцы? Духа незнаемого, что тело княжича занял? На кой нам его голос вообще?!
— Героя мы слушаем, Демид, — сухо кашлянув в кулак, чтобы привлечь внимание, проворчал Искра, — Богатыря, уже дважды княжество спасшего, за неполных три дня. Воина, которого кубок основателя рода достойным признал. Али забыл ты уже, кто Валдиса отвадил?
— Забыть не забыл, — хмуро ответил Демид, — Да токмо там и не ясно ничего ещё. Мы бы и сами управились. На родной земле, да за стенами Смоленска — ни один ворог нам не страшен.
— Так чего сам в поле не вышел? — язвительно спросил Искра, — Чай, твоя личная дружина поболе будет, чем тот отряд, с которым Алёшу на верную смерть отправили!
— И пошёл бы, — окончательно стушевался воин, — Да вовремя на сбор общий не поспел, а там уже поздно было…
— А кто собрание совета объявлял? — вроде как между делом, спросил я.
— Искра мне гонца отправлял, — отозвался Демид и названный старец удивлённо посмотрел на воина, — Что? Али скажешь, что не было такого? У меня и письмо сохранилось с печатью твоей.
— А меня сам Яромир звал, — произнёс кто-то из родичей.
Спустя несколько минут мне стало понятно, что вообще ничего не понятно. Чаще других среди приглашающей стороны мелькали имена кандидатов на место старейшин рода, но встречались и многие другие. В итоге выяснилось, что все позвали всех, но никто точно не знал почему. Сказано — дело срочное, значит ноги в руки и в столицу! Потрясающая лояльность центральному правительству!
— И после этого вы хотите мне сказать, что я должен слепо вам верить? — пользуясь минутным затишьем, спросил я, — Когда вы сами не знаете? почему сюда приехали? А между тем, тот, кто вас вызвал, отлично знал все расклады, а может и сам принимал в них активное участие. Вы как хотите, но я в выборах нового старейшины принимать участия не буду. Не верю я никому из вас! Так что, дорогие мои родственники, вскрывайте свою кубышку без меня!
— Ежели предки дадут открыть наши голоса, то нет меж ними недовольства нашим решением, — степенно произнёс Храбр, — В своём праве пришлый. Коль отказывается от традиций, поколениями предков установленных, то так тому и быть. Что скажете, братья?
— На родовом укладе весь мир держится, — неожиданно произнёс Весемир, — Ежели отказывается княжич его блюсти, то и от всего рода отказывается! Нет в княжеском тереме места такому!
— Алексей ныне сын мой названный, — холодно произнесла молчавшая всё это время Мирослава, — О том место ему здесь или нет — я только решать буду. Яромир призвал из другого мира душу
