лучших традициях благородства и никогда не опустится до бессмысленной жестокости. Да, он мог вспылить, мог сорваться. С кем не бывает? Но он и в гневе остаётся человеком чести. Иначе разве сидел бы он сейчас перед нами? Разве принёс бы священную клятву перед богами? Лжец и негодяй на такое не способен! Я призываю вас, досточтимые, не торопиться с выводами. Присмотритесь и вы увидите истину. Оправдав господина Эйдана, вы спасёте невинного от незаслуженной кары. Я закончил, господин судья.
— Кто-нибудь из свидетелей хочет что-нибудь добавить?
— Я хочу, господин судья, — отозвался Дам.
— Слово предоставляется Даму Бену — представителю Ганнера Бьерда.
— Я вынужден решительно протестовать против попыток очернить Дом Бьердов и выставить пострадавшего Ганнера злодеем! Все эти домыслы о якобы имевшем место поджоге — не более чем жалкая попытка отвлечь внимание от истинной сути дела. Давайте не будем забывать, кто здесь обвиняемый. Эйдан Кастволк собственноручно нанёс господину Ганнеура тяжкие увечья — и это неоспоримый факт, подтверждённый свидетелями и признанный самим подсудимым. Всё остальное — не более чем пустые домыслы. Господин Ингвар апеллирует к порядочности и якобы кристальной честности господина Эйдана. Но позвольте, разве честный человек станет пускать в ход кулаки при первой же возможности? Если господин Эйдан и впрямь образец благородства, что помешало ему вызвать обидчика на поединок? Отчего же он предпочёл банально отметелить Ганнера, словно пьяный забияка из грязного кабака?
Дам, смотрящий всё это время на судью, вдруг повернулся к зрителям и обвёл взглядом всех присутствующих:
— Ах да, как же я мог забыть! Оказывается, господин Ганнер сам во всём виноват, ведь он якобы спровоцировал господина Эйдана своими оскорблениями и отказался от дуэли! Однако что-то я не припомню, чтобы кто-то подтверждал факт этих самых оскорблений. Свидетели ни о чём подобном не говорили! Получается, это всего лишь слова самого обвиняемого. Конечно же, ему выгодно выставить себя невинной жертвой!
От этих слов я вспыхнул от негодования. Краем глаза я заметил, как Ингвар кивнул мне, безмолвно прося сохранять спокойствие. Дам же всё продолжал:
— Будь даже эти мифические оскорбления правдой, неужели они могут служить оправданием столь дикой выходки? С каких это пор мы позволяем всяким горячим головам учинять самосуд, да ещё и выгораживаем их? Уж не хотите ли вы сказать, что теперь всякий, кого обидели словом, может смело бить обидчика смертным боем? Не слишком ли далеко это нас заведёт?
Голос Дама сочился негодованием. Я видел, как судья согласно кивает, и холодел от дурного предчувствия.
— Сдаётся мне, господин Эйдан просто не совладал со своей спесью. Вот он и решил «проучить наглеца», да ещё и прикрыться какими-то надуманными подозрениями в поджоге. Дескать, я не просто так в драку полез, я правое дело защищал! Ах, как удобно… Однако закон суров! И он един для всех! Ганнер Бьерд — законопослушный молодой человек, ставший жертвой необузданного гнева и распущенности. Он едва не погиб от руки безответственного буяна, возомнившего себя вершителем правосудия. Это вопиющее нарушение закона, и оно должно быть наказано со всей строгостью! Прошу суд вынести справедливый приговор и тем самым преподать урок всем! Благодарю за внимание.
С этими словами обвинитель коротко поклонился судье, а затем с видом победителя опустился на своё место. В зале одобрительно зашумели.
— Господин обвинитель, вы хотите что-нибудь добавить или задать кому-либо вопросы? — спросил Ваннер.
— Нет, господин судья.
— В таком случае последнее слово предоставляется обвиняемому — Эйдану Кастволку.
— Господин судья, господин обвинитель, уважаемые присутствующие, я не оратор и не мастер красивых речей, я не стану бросаться громкими словами и рьяно спорить с господином Дамом. Скажу лишь одно: из моих уст сегодня звучала только правда. Я честен не столько перед вами, сколько перед самим собой. Я не отказываюсь от своих слов и готов покляться ещё раз, если потребуется. Благодарю за внимание.
— Мы заслушали обе стороны, внимательно изучили все представленные свидетельства и доводы, — произнёс Ваннер. — Суд удаляется в совещательную комнату для принятия справедливого решения.
С этими словами Ваннер поднялся из-за стола и ушёл вместе со своим помощником. Едва они вышли, как в зале тут же поднялся гул голосов. Присутствующие, больше не скованные торжественной атмосферой заседания, принялись горячо обсуждать услышанное. До меня долетали обрывки фраз: кто-то возмущённо твердил о моей очевидной виновности, кто-то высказывал сомнения, кто-то строил предположения о грядущем приговоре.
Напряжение последних часов достигло предела, мои мысли путались. Страх, надежда, гнев, обида — всё смешалось, мешая трезво рассуждать. Я пытался подготовить себя к любому исходу, но получалось плохо.
Прошло, казалось, целое столетие, прежде чем двери совещательной комнаты вновь распахнулись. Ваннер, чеканя шаг, прошествовал к своему месту. Его лицо было непроницаемо, как гранитная скала. В зале мгновенно воцарилась звенящая тишина — такая, что я точно слышал биение собственного сердца.
Ваннер окинул собравшихся тяжёлым взглядом, достал пергамент и зачитал:
— Именем короля Фридолина из славного Дома Альфенсен, я, верховный судья Гилима, Ваннер Эрвин, оглашаю приговор по делу Эйдана Кастволка. Выслушав доводы обвинения, изучив все представленные свидетельства и улики, суд пришёл к следующему заключению: Эйдан Кастволк признаётся виновным в нападении на Ганнера Бьерда и нанесении ему серьёзных телесных повреждений. Вместе с тем, суд счёл возможным проявить снисхождение. Эйдан Кастволк приговаривается к двухгодичной службе в рядах армии на границе с королевством Юви, а также штрафу в размере девятисот тридцати золотых монет, из которых девятьсот подлежат выплате в казну Дома Бьерд, а тридцать — в казну королевства Оикхелд. На этом приговор окончен!
Глава 41
Девятьсот тридцать золотых… Баснословная сумма для такого дела. Не будь призовых денег с турнира, пришлось бы просить у папы. Впрочем, сейчас это заботило меня меньше всего.
— Господин Эйдан, — привлёк моё внимание помощник Ваннера. — Задержитесь для получения приговора или укажите адрес, куда мы можем выслать документы.
— Я подожду.
— Замечательно.
Самое паршивое, что никак нельзя доказать свою правоту. Отпадал даже пресловутый Зал правды. Сама идея магического допроса меня не пугала, каким бы изощрённым он ни был. Я даже мог, наверное, оплатить все расходы. Однако одна мысль всё же вселяла тревогу: во время магического сеанса я мог невзначай сболтнуть лишнего. Даже если исключить историю с Тамой, у меня хватало секретов, которые никто не должен знать. Уверен, семейка Бьердов обязательно воспользовалось бы шансом вытрясти из меня все тайны через своих
